Художественный руководитель театра им. В.Ф.Комиссаржевской, заслуженный деятель искусств России ВИКТОР НОВИКОВ:
Самый большой подарок ко дню памяти Рубена Сергеевича то, что даже актеры, которые с ним не работали и не видели его спектаклей, знают, кто такой Агамирзян. Еще есть люди, которые работали с ним, помнят о нем. Когда-то, в свои 60 с лишним лет, он нам казался пожилым человеком, а сегодня у нас много людей этого возраста, и он уже не кажется «пожилым»… Мы в нашем театре ценим и уважаем Рубена Сергеевича, так как в жизни каждого из нас он сыграл определенную роль. Его нет почти 30 лет, но мы по-прежнему помним, сверяем свои поступки с тем, как он поступил бы в той или иной ситуации. В театре висит его портрет и фотографии спектаклей, которые он поставил. Рубен Сергеевич присутствует в наших разговорах и остается очень важным персонажем в жизни нашего театра.

Заслуженная артистка России НАТАЛЬЯ ОРЛОВА:
Агамирзян был уникальным человеком, очень образованным, культурным, хорошо разбирался в литературе. Мы не должны были предавать ни театр, ни друг друга. Он умел скрепить, соединить нас и не позволял разрастаться конфликтам. И у него было такое кредо: он считал, что все артисты должны быть заняты, что подтверждают массовые сцены в его спектаклях. Мы всегда чувствовали его отношение: во-первых, заинтересованность, во-вторых, что-то отеческое. Если что-то происходило в семье или за кулисами, он об этом знал и вызывал тебя на разговор, не то, чтобы вмешиваясь, а принимая участие, и был жутко горд, когда у него это получалось. Он нас оберегал, а мы были его птенцами. Если он обижал, то всегда это видел и мог извиниться. Он был человеком восточным, резким, но с потрясающим чувством юмора, поэтому в творческом плане с ним было легко и очень интересно работать. Я жалею об одном: что не сказала при его жизни того, что я к нему чувствую, и была скупа на добрые слова, на слова благодарности.

Заслуженная артистка России ТАТЬЯНА САМАРИНА:
Слово «учитель», в разговоре о Рубене Сергеевиче, наверное, включает все: заботу о нас, о нашей творческой и человеческой жизни. Ему было важно, чтобы мы играли разные роли и был неравнодушен к нашей личной судьбе. Чтил преданность театру и старался воспитать это в нас. Это была спина, которая нас поддерживала и защищала. Когда его не стало, мы остро ощутили сиротство. И заново учились жить без его поддержки. В театре для него были важны драматургия, ансамблевое существование, партнерские взаимоотношения и, конечно же, зритель.

Заслуженный артист России АЛЕКСАНДР ВОНТОВ:
Театр, который мы имеем на сегодняшний день – это театр Рубена Сергеевича Агамирзяна. Он создал его и это его детище. Он учил нас, артистов, оставлять свои проблемы за дверью, потому что зрителя не интересует, что происходит в нашей жизни, его интересует то, что мы ему показываем. Агамирзян учил, что, если ты в театре, то он для тебя главное. Как только ты в него вошел, для тебя не должно больше существовать ничего кроме сцены и публики, для которой ты работаешь. Все должно делаться для зрителя. Для Рубена Сергеевича это было основным принципом в отношении к театру.

Заслуженная артистка России НАТАЛЬЯ ЧЕТВЕРИКОВА:
Для меня Рубен Сергеевич определил жизнь как верность самой себе. Когда в моей жизни возникает какая-нибудь проблема, то я мысленно обращаюсь к тому, чему он учил. Вспоминая его мысли, требования, находишь ответы даже на самые сложные вопросы. Он призывал нас к тому что, если театр, в котором ты работаешь, близок и дорог тебе, то его нельзя менять. Он по-доброму относился к актерам и, что очень важно, следил за развитием актерского диапазона, не держал актера в одном амплуа, учил серьезно и ответственно относиться к работе. Играли ведь не только большие роли, но и эпизоды, которые в процессе работы становились праздником. Агамирзян научил нас не бояться трудностей. Для меня институт, каждая встреча с Мастером, каждый его урок были как великая благость и подарок судьбы.

Артист театра им.В.Ф.Комиссаржевской КОНСТАНТИН ДЕМИДОВ:
В театре им. Комиссаржевской совершенно уникальная труппа: в ней 4 поколения артистов, воспитанных Агамирзяном. Мастера нет уже 20 лет, а его театр жив той эстетикой, той «шкалой» ценностей, которым он нас учил. Для Рубена Сергеевича драматический театр был местом, которое давало возможность человеку оставаться человеком. Он был не только колоссальным профессионалом в режиссуре и в педагогике и художником. Поставив трилогию о царях, он затронул несколько объемных тем: отношения человека и власти, отношения поколений, вопрос веры. Театр всегда был для Рубена Сергеевича кафедрой.

Заслуженная артистка России ЕЛЕНА СИМОНОВА:
Рубен Сергеевич был режиссером, способным воспитать коллектив, держать его в руках, следить за судьбой артиста, выстраивать ее и в какой-то степени быть ответственным за эту судьбу. Сейчас это большая редкость. Не многим режиссерам дано возглавлять махину под названием театр, руководить ею и в то же время, воплощать свои идеи как художника и двигаться вперед. Рубену Сергеевичу это удавалось.

Заслуженная артистка России ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА:
Для меня Рубен Сергеевич Агамирзян – человек, фамилия которого есть мир, и этот мир с годами все больше и больше. Часто вспоминается его юмор. Именно через настрой, юмор, доброту он все и передавал. Он любил говорить: «Играйте быстро и весело» или «всегда через улыбку». В театре, полном его учениками, каждый имел свою нишу. Мастер каждому давал шанс и смотрел, кто и как с ним справляется… Мне кажется, в театре у Агамирзяна была своя тема: тема жизни.

Народный артист России, актер и режиссер театра им.В.Ф.Комиссаржевской ГЕОРГИЙ КОРОЛЬЧУК: 
Беру ключ.
Отворяю сердце.
Зрение памяти вводит в учительскую души, выбираю одну из драгоценностей.
Рубен Сергеевич Агамирзян — мастер театрального дела.
Он взял меня в свою мастерскую и сформировал в мастера театрального дела.
Многие потом пытались присвоить себе «открытие» меня, как артиста, но взрастил меня Рубен Сергеевич Агамирзян. Попасть в руки такого мастера можно считать везением, удачей, фартом, в конце концов, но как назвать верность этих рук на протяжении четверти века? Я называю подобные явления душевными драгоценностями. Имя моего театрального мастера Рубена Сергеевича Агамирзяна лежит в моей шкатулке после родителей между моим производственным мастером Михаилом Семеновичем Моносовым, выучившим меня на сверловщика, и моим чтецким мастером Александрой Афанасьевной Пасынковой открывшей мне глубины «слова».
Любуюсь учителем, вспоминая горячность его порывов, ораторскую приподнятость, умную веселость, творческую целомудренность, непререкаемую властность, уважительную пунктуальность, дружескую верность, эмоцианальную оригинальность, семейное постоянство и многое, многое, многое…
У святителя Николая Сербского написано: «Не может картина видеть художника, но сын художника может видеть его». Когда я был только артистом, исплняющим его волю, я видел внешний облик моего мастера. Сегодня же, когда, в качестве постановщика спектакля, мне приходиться сидеть в зале на том месте, где сидел Рубен Сергеевич, я начинаю понимать то, чего не мог понять со сцены, в качестве артиста. Я начинаю понимать, какой духовной мощью обладал этот талантливый человек, мой драгоценный мастер Рубен Сергеевич Агамирзян. Слава Богу за все!

В финале приводим большое интервью-воспоминание  2001 года с Александром Галибиным, посвященное его мастеру, Рубену Агамирзяну:

ALMA MATER

Александр  Галибин об учителе – Рубене Агамирзяне — и театре Комиссаржевской.

  • Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не попал к Рубену Сергеевичу Агамирзяну, — мастеру курса, — и Владимиру Викторовичу Петрову. Я благодарен судьбе за то, что оказался в нужное время в нужном месте. Уверен, что четыре года учебы – счастливое время не только для  меня одного. У нас был замечательный курс, помню всех, помню спектакли, которые мы  сделали – и «Полоумного  Журдена», и «Пять вечеров», и «Тиля Уленшпигеля», и «Летят журавли». Эти удивительные воспоминания сопровождают меня всю жизнь. Люблю Моховую и всех, кто был рядом со мной.
  • Было трудно учиться?
  • Не могу этого сказать. Рубен Сергеевич умел создать такую атмосферу – и рабочую, и доверительную одновременно, — что выкладывались на сто процентов. Атмосфера на нашем курсе была чистой в отношениях и друг с другом, и с мастером.  Четкая дистанция между  мастером и учениками устанавливалась сразу. Но я  всегда чувствовал опеку. Уходят старики, и мы  теряем связующую нить.  Рубен Сергеевич  относился к тому поколению мастеров,  у которых была система. Старые мастера, которые умели это делать, ремесло передавали из рук в руки. Рубен Сергеевич любил это слово. В нем нет ничего пугающего. Ремесло актера дается человеку, чтобы потом уже самостоятельно развиваться. Отдавая себя творчеству, ты отдаешь себя миру.
  • Он много отчислял?
  • Нет. Мы дошли до последнего курса полным составом.
  • Если брал в ученики, значит, нес ответственность  за свой выбор?
  • Да. С курса могли уйти лишь в исключительных ситуациях. Помню, когда уходил мой школьный товарищ, как боролись за него Рубен Сергеевич и Владимир Викторович. Мастер отвечал за каждого ученика, и спустя три года, добирал наш курс в целое. Наш курс почти целиком вошел в состав театра Комиссаржевской. Сначала кто-то разъехался, а потом  Рубен Сергеевич стал, как  мамка, собирать в кучу своих деток.
  • Вы пришли в театр с готовыми спектаклями.
  • Да, это и были «Тиль Уленшпигель». «Пять вечеров».
  • Именно ваш  славный «Тиль» открыл филиал  театра на сцене  ДК Капранова.
  • Да, это была Малая сцена. Но наш курс сделал еще спектакль «Бумбараш». Играли практически все спектакли театра. Основу театра, крепкий костяк, не считая старых актеров, составляли ученики Рубена Сергеевича. Я даже не буду перечислять их, это замечательные петербургские актеры, которых город знает и любит. Сохранилась та почва, на которой и поныне стоит театр.
  • Агамирзян признавал амплуа и видел  это изначально в учениках?
  • Думаю, что он это имел в виду: у нас на курсе были и герои, и инженю,  и травести. В этом нет ничего плохого, хотя я за универсального актера. Наше воспитание шло по установленным  законам. Такая градация существовала достаточно условно, потому что сам мастер был готов к раскрытию в ученике новой неожиданной грани – краски, интонации. И, конечно, была открытость для личного поиска. Те основы актерского ремесла, заложенные в каждом из нас,  на  всю жизнь. С уходом стариков мы много теряем. Педагогика – это сложная наука, кропотливая каждодневная работа. Дай Бог, чтобы из моего поколения нашлись люди, которые бы так же  терпеливо, так же  настойчиво, так же усердно могли работать с молодыми ребятками,  как это делал Рубен Сергеевич.
  • Товстоногов не отпускал актеров на съемки в кино. С этим связан уход из БДТ  Смоктуновского. Кажется, по этой же причине  ушел когда-то из Комиссаржевки Игорь Дмитриев. Как Агамирзян к этому относился? Вы   стали рано сниматься в кино…Знаменитый Джек Восьмеркин…
  • Джек Восьмеркин — это уже 1987 год. Но вы правы. Я, действительно, начал сниматься рано: со второго курса. Это была картина Семена Арановича «…И другие официальные лица». Я был отпущен на съемки без проблем. И следующая моя большая киноработа, которая принесла мне популярность — в конце четвертого курса, во время диплома, «Трактир на Пятницкой», — не помешала мне в основной работе. Рубен Сергеевич  отпускал спокойно.
  • Без ревности?
  • Может быть, ревность была, но мы ее не чувствовали. Он  говорил нам: «Я всегда дам возможность актеру заработать себе на пиджак, если это не в ущерб сцене, не в ущерб театру.  Работайте, но не забывайте про дом, в котором вы живете». Это правильно. Его театр и был домом с  дружной семьей  в несколько поколений его учеников. Нам в театре было легко и уютно. Там всегда была хорошая атмосфера, прекрасное взаимопонимание. Помню помощь со стороны всех актеров, когда  мы начинали работать с Борисом Соколовым и Тамарой Абросимовой. Мы, молодые люди, жадно репетировали, задерживаясь в театре до ночи, самостоятельно с ними разбирая роли. Это было замечательно. Я проработал  в театре два с половиной года, успел  в этой атмосфере повариться и запомнил ее навсегда. Особенно отношения оголяются и проверяются во время гастролей. Побывал с театром на гастролях и в Хабаровске, и Владивостоке, Кишиневе, не говоря обо всей Ленинградской области.  Была возможность узнать и театр, и друг друга в этих поездках. Мы приходили в театр, где был Мастер. Думаю,  это  важно  для любого актера во все времена. Художественный лидер, — будь то Товстоногов, Геннадий Воробьев, Опорков или Падве, – каждый из них был личностью, идти за которой  было счастьем. Мастер, которому веришь,  хорошо понимает свое направление в  театре. Конечно, у театра разные формы, и любую антрепризу сегодня можно назвать театром. Но наша русская психологическая школа никуда не денется. Мы на этом построили наш театр.
  • И можно сочетать театр-дом с антрепризой? С контрактами, приглашениями, модными конъюнктурными спектаклями…
  • Конечно.
  • Но театр-дом тогда станет разрушаться.
  • Он никуда не денется, потому что всегда будет тот актерский костяк, с которым развивается театральный организм. Это неслучайные люди. Да и приглашенный  актер —  звезда или не звезда –  если верит режиссеру,  становится  частью единого организма.  Сейчас МХАТ ищет новые формы работы с актерами, со зрителями, но это не значит, что он разваливается. Это все равно  огромный театр-дом. Это нормальный процесс.  Надо просто  искать  внутри самого театра новое мышление. Надо позволить это новое впустить в театр. Надо свободнее  думать. Легче к этому относиться. Есть много молодых людей, имеющих желание открывать это новое. Работать с молодым поколением.
  • Агамирзян пестовал, отличал учеников-личностей? Или для освоения ремесла ставились иные, более конкретные задачи?
  • Думаю, Мастер учитывал особые свойства учеников, но никого не выделял. Он вел каким-то  образом молодого человека  за собой и, наверно, как хороший психолог, точно прогнозировал это. Мне как раз это близко. Сейчас уже сложно вспомнить  конкретные примеры, но в моем ощущении, это было именно так. У него никогда на курсе не было звезд. Мы сами видели, кто впереди. Было естественное движение и распределение внутри курса. Превалировал этический кодекс. Не было хамства, жлобства, цинизма, не было сплетен и склок. Поэтому коллектив сплачивался дружбой. Мне кажется, у нас все друг друга любили. Мы до сих пор сохраняем  нежные отношения. Это наш – НЗ.  Со мной на курсе учились  Андрюша Ургант, Валерия Киселева,  Валера Дегтярь, Толя Насибулин. Кто-то давно уехал из России, кто-то остался в Комиссаржевке: Саша Вонтов, Толя Горин, Светлана Слижикова.
  • А после окончания учебы Агамирзян держал в поле зрения учеников?
  • То, чем является сейчас театр Комиссаржевской, Агамризян сложил из своих учеников, целых курсов. И то, что это сохраняется до сих пор, поддерживается уважение, сохранение традиций, они уважительны — это здорово. Но театр идет по пути, который он ищет, на котором он остановится и будет его развивать, ищет новые  формы, – и это нормально. То, что сейчас делает Виктор Новиков,  — это колоссальная работа, дай Бог ему здоровья и сил. Я просто это знаю по себе, чего это стоит.  Новиков, который прошел с Рубеном Сергеевичем весь период в качестве завлита и много  ездил по гастролям, — это верное и закономерное движение человека, который знает театр и не даст ему сбиться с пути. Сохранит традиции. Потому что к поиску надо относиться мудро и спокойно.
  • То есть заложенный ген  далее  мутирует в новые формы.
  • Конечно. Театр не надо кусать  за то, что он ищет. Это его естественный путь.
  • Была особенность педагогической системы Агамирзяна? Понятно, что как всякая система, она должна была как-то развиваться. Принцип студийности — от выращивания ученика до его становления в своем театре — в те годы был  нормой.
  • Это старая школа, когда на основе студийности, перспективы, которую закладывает учитель, выращивается коллектив. В Маяковке, которую так долго  вел Гончаров, ядро сохраняется. Это  дух мастера. И  его ученики сохранят традиции. Внутри театра, где нет мастера, всегда царит хаос. Это происходит от неграмотного  ведения театрального дела. То, что мастер не  вливает свежие  силы, которые основаны на его мироощущении театра, видении перспективы театра, — это ошибка. Слава Богу, что сейчас появилась робкая тенденция, я ее ждал. Абсолютно правильно, что сейчас назначаются в театры главные режиссеры и художественные руководители, и это становится основой, — иначе мы потеряем репертуарный театр. Если мы не будем этого делать, мы потеряем  замечательную форму театра. Это не значит, что  театров такого типа должно  быть много,   но они должны сохраняться.

У Агамирзяна – одного из немногих современная тема была основой репертуара. Другой вопрос – качество драматургии, но тема была. Раскрывалась она в российских, грузинских, молдавских мотивах, – но  всегда была.  Так же, как историческая тема.  Достаточно вспомнить его  знаменитую сценическую трилогию по А. Толстому – «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис», «Иван Грозный», и мы,  его ученики, в них играли, начиная от чернецов и кончая  царевичем Алексеем.  Четыре года  площадка  для нас  чуть-чуть, понемножку, но  приоткрывалась – это безумно важно для молодых актеров. Так что я счастлив встрече с Рубеном Сергеевичем.

  • Вы отлично знаете труппу Комиссаржевки.  Если бы вас сейчас пригласили на постановку…
  • Почему если бы? С Новиковым  у нас замечательные отношения. Мы дружим. И он каждый год зовет меня в театр что-то сделать,  и каждый год  у нас что-то не складывалось. Перед моим отъездом в Новосибирский театр мы уже договорились уже о названии моей будущей постановки в Комиссаржевке. Название было объявлено на труппе, и я знал распределение актеров. Там были  и актеры старшего поколения, с которыми я входил в профессию, были и мои однокурсники. Но я  принял назначение в Новосибирский «Глобус», и проект пришлось закрыть. Теперь  думаем о новой постановке. Я люблю этих людей. Открытие человека, который доверяет себя, – это большая  ответственность.
  • Интересно открывать в артисте новые грани?
  • Конечно. Мне повезло с актерами, потому что они тоже формируют режиссера. Это процесс заимообразный. Уважение к сцене, к делу, которому ты посвящаешь жизнь, закладывается   на студенческой скамье. Оно было заложено Рубеном Сергеевичем Агамирзяном в нас, и мы  несем его до  сегодняшнего момента.  Потому что сам Рубен Сергеевич  относился к актерам с уважением, любил и понимал  их. Он отдал нам очень много. Не понимаю, как можно говорить о какой-то усредненности его труппы, если это чувство театра в каждом из воспитанных им учеников  настолько живо, что  крепость  мастерства,  крепость ремесла  незыблема. Задача режиссера – открыть это в актере. К вопросу о воспитании молодого человека. Когда я  учился у Рубена Сергеевича  актерскому ремеслу, я, конечно, не предполагал, что буду режиссером. Но, наблюдая  свою студенческую жизнь, вспоминая педагогические  вещи, которые делал с нами мастер, я чувствую ту основу уважения, которая в нас заложена. Уважение к театру, к тем крупицам,  из которых складывается  человек, личность – оно осталось. И те принципы во взаимоотношениях «Мастер — ученик», «Режиссер-актер» сегодня я использую уже в собственной практике.
  • Но это не на уровне методологии, на уровне художественного гена.
  • Да. Это духовная и профессиональная основа старых мастеров, которую мои учителя сохранили. Это и есть гарант театра будущего. А в нашем деле только и возможно подвижничество. Любой человек, занимающийся театром серьезно, – подвижник по определению. Есть вещи, где материальная сторона дела, уходит на периферию. Оттого я и чувствую себя счастливым человеком, что в моей жизни были такие люди, что сумели заложить в меня  свою систему, а я могу полученное развивать уже в своем деле. Быть самостоятельной личностью и вести диалог со временем – это главное.