12+
Петербургская история по повестям Н. В. Гоголя «Шинель» и «Записки сумасшедшего»
Сценическая редакция Игоря Минаева
Постановка Юрия Стромова
Режиссер – н.а. России Георгий Корольчук
Художник — Георгий Пашин
Музыкальное оформление — з.р. культуры России Владлен Неплох
Хореограф — Наталья Гаврилова
Художник по свету – Елена Филимонова
Спектакль — участник фестиваля «Михайловское»-2018 в Пушкинских горах
У каждого человека – свой Гоголь. И с каждым он говорит по-своему. С кем – то – о мистическом Петербурге, где теряются в тумане одинокие люди; с кем-то – о праве мечтать, пусть даже о шинели; с кем-то — о смысле существования… Кто-то узнает в его героях окружающих людей, кто-то любит особый гоголевский юмор и гротеск, но за всем этим стоит история отдельного человека – иногда смешного, странного и вроде бы никому не нужного, иногда эгоистичного и мелкого, а иногда по-детски наивного; история его мечтаний, чувств и сомнений. Почему он такой, почему жизнь каждого из нас складывается так, а не иначе? — об этом рассуждают со зрителями персонажи спектакля «В одном департаменте…», сочиненного по повестям Н.В. Гоголя «Записки сумасшедшего» и «Шинель». А сам Н.В.Гоголь говорит с нами о любви — к этому человеку, друг другу, к миру, окружающему нас, к Петербургу, провоцирующему самые невероятные события, которые могут произойти….
Премьера состоялась 7 октября 2016 г.
Продолжительность спектакля — 2 ч. 20 мин. без антракта
Действующие лица и исполнители:
| Николай Васильевич Гоголь, великий русский писатель | Александр Анисимов |
| Акакий Акакиевич Башмачкин, титулярный советник | н.а. России Георгий Корольчук |
| Аксентий Иванович Поприщин, титулярный советник | Юрий Ершов |
| Мавра и все прочие женщины | Ольга Арикова |
| Петрович, портной и все другие мужчины | Константин Демидов |
| Значительное Лицо и остальные менее значительные лица | Егор Бакулин |
Пресса о спектакле
Почему вы решили соединить «Шинель» и «Записки сумасшедшего»?
Игорь Минаев: Оба эти произведения мне очень дороги: с «Записками сумасшедшего» я поступал когда-то в Щукинское училище, а «Шинель» — мой дипломный спектакль. В первом случае герой пишет дневник, во втором – это рассказ от автора. И я подумал, что всё это можно трансформировать в диалоги, соединив оба произведения. Вот представьте себе: и в том, и в другом случае — два чудаковатых человека, которые вполне могли бы жить в одной квартире, вместе пить чай, вместе идти на работу и с работы. И хозяйка в обеих повестях похоже описана — какая-то старушка, сдающая комнаты Они оба — титулярные советники, и служат они – в одном департаменте, но при этом – какие разные! Акакий из «Шинели» не хочет общения, находится в некой «скорлупе» — в социуме он себя плохо чувствует. А вот Поприщин из «Записок сумасшедшего» — наоборот: все время заявляет о себе, навязывает себя. И один – некий сбой программы, и другой.
Конечно, очень тяжело купировать Гоголя, но там столько текстов авторских, а театр – это ведь не рассказ. У Гоголя очень «вкусные» описания – и про Петербург, и про чиновников, и про многое другое. Мы с огромным уважением относимся к каждому слову Гоголя, бережно сохраняем, хотя литературный текст переводим в игровую, действенную плоскость. Надо только делать это осторожно: не молотком и зубилом, а нежно кисточкой «расчищать», как старинные иконы.
В процессе работы мы многое открываем. Так, например, с режиссером и исполнителем роли Акакия Георгием Корольчуком мы выяснили, что его героя, конечно, жалко, но при этом он большой эгоист. Когда мы учились в театральном институте, педагоги нам говорили: «Ты не слушай, что персонаж говорит. Возьми ручку, бумагу и выпиши его поступки». Если рассмотреть поступки Акакия Акакиевича, то получается, что он ничего доброго никому не делал — защищался от всех, сотворил себе кумира в образе шинели. Выходит, что оба героя повестей Гоголя споткнулись на основной заповеди….
Какая мысль в «Шинели» является для вас основной?
Игорь Минаев: Шинель – это показательная история о нашем равнодушии к проблеме отдельного человека. А ему ведь и надо было совсем немного, но портной с него побольше денег взял, похуже сделал; генерал, к которому он пришел с жалобой, вообще не стал обращать на него внимания; отругал будочник, который должен свистеть, ловить вора, укравшего шинель, – никто не захотел на него «затрачиваться». Хотя, я думаю, здесь взаимный процесс: если человек сам любит других, тогда и другие поворачиваются к нему лицом. Когда Акакий Акакиевич умер, Гоголь говорит: «и Петербург остался без Акакия Акакиевича, как будто бы в нем его и никогда не было. Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное…»
Ситуация нашего героя Акакия показательна для всех: мы творим себе кумира, мечтая купить плазменный телевизор, машину, квартиру и, порою, жизнь полагаем на это. Сотворение кумира — как суррогат счастья, которое мы видим в другом человеке, домашнем животном, машине, деньгах, желаемой должности. Исполнение этих желаний не дают человеку гарантии счастья, здоровья, смысла жизни даже. Это обман.
Каких эмоций вы хотите от зрителя?
Игорь Минаев:Все персонажи спектакля — не лучшие люди, но история должна получиться узнаваемая: сегодня мы часто с эгоизмом различного рода встречаемся, тем не менее, стараемся тепло и уютно жить. В нашем спектакле есть моменты теплых отношений между персонажами, и мне кажется, это тепло должно зрителю передаваться и его отогревать. Мы хотим поделиться внутренним теплом, теплом душевным. А знаете, как тепло передается? Как пишут в учебниках по актерскому мастерству – через внимание. В духовном труде Аввы Дорофея первое правило – это внимание: внимание к себе, к своим мыслям, страстям, желаниям, внимание к другому человеку. И вот поделиться добротой – это собрать внимание, заразить людей любовными энергиями, вибрациями.
Как Что вы испытали, когда вам предложили эту роль?
Н.а.России Георгий Корольчук (исполнитель роли Башмачкина): Я подошел к такому возрасту, когда эта работа – как подарок. Как артист, который играет подобной величины роль, подобной значимости роль, подобной любви роль – я испытал счастье. Гоголя я очень люблю, люблю эту роль, этого человека и вообще людей. И, понимая, что это – про людей, а не про какого-то маленького человека, делаю это с удовольствием. Мне очень интересно, хорошо и комфортно быть с этим материалом, с этим режиссером, с этими ребятами, которые вокруг меня работают. И я хочу, чтобы это же ощутил зритель. Если мы все сделаем правильно, то вся любовь, которая была вложена режиссером и нами в этот материал, будет переливаться в зал.
Игорь Минаев: Георгий Алексеевич только по фактуре сходен с персонажами Гоголя, но у него большая душа и широкая, а у Акакия – маленькая душонка, тщедушная. Он маленький, и у него маленькая душа…
Георгий Корольчук: Мне кажется, маленьких нет людей. Этот маленький человечек, который существует, находится в любом слое общества – начиная от низшего и до самого высокого.
Игорь Минаев: Это история про всех — и про миллионера, и про дворника, и про чиновника. Ничего не поменялось. Есть среда, которая тебя плющит, а есть внутренняя воля. Сына рыбака архангельского, Мишу Ломоносова, тоже когда-то среда плющила грубая, в которой сморкались через ноздрю. А он — как электричество: хочу учиться, хочу в Петербург… Людей нельзя привести к общему знаменателю. Безусловно, существуют разные стереотипы: артисты – развратники, чиновники – воры, врачи – меркантильные, а попы – пьяницы и т.д. А вот вам история чиновника – не хапуги, не пьяницы… Цари, воспитательницы детского сада, таксисты – все они бывают разные. В одной квартире живут, в одном департаменте служат, оба титулярные советники и — совершенно разные люди… А Петербург один, зарплата одна, чай по утрам одинаковый…
Премьера
На Малой сцене Театра им. В.Ф. Комиссаржевской выпустили премьеру спектакля «В одном департаменте» с подзаголовком «Петербургская история». Постановка Юрия Стромова основана на инсценировке Игоря Минаева по мотивам «петербургских повестей» Гоголя «Шинель» и «Записки сумасшедшего».
Будучи объединенными в одном камерном сценическом произведении, решенном в благородном и благодарном духе («чистейшей классики чистейший образец»), трагические истории двух титулярных советников: Акакия Акакиевича Башмачкина (Георгий Корольчук, он же — сорежиссер спектакля) и Аксентия Ивановича Поприщина (Юрий Ершов) — воспринимаются публикой с неподдельной искренностью. Зрители на этом спектакле сидят с такими же просветленными выражениями лиц, с каковыми малые дети смотрят добрые советские мультфильмы: глаза сияют, восторженная улыбка сменяется острым сочувствием, сердца бьются в унисон и хочется взяться за руки.
Да и артисты на небольшом пятачке сцены среди хлопающих дверей, ширм-кулис и двухъярусной, несуразной для взрослых людей кровати за ситцевыми занавесочками словно поставлены в условия детской игры — за исключением Александра Анисимова, что с подобающим случаю почтением олицетворяет «великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя». Он степенно рассказывает истории про горемык-советников, прочие подхватывают, иллюстрируют и подыгрывают, молниеносно преображаясь и живо разыгрывая сценку за сценкой в лицах: как дети играют в доктора, в лошадки или в «чур, сейчас я главный, а потом — ты»…
Так, например, Константин Демидов бесподобно выступает в роли портного Петровича («и всех других мужчин»), персонажа карикатурного и мистически зловещего, горького пьяницы, пошившего пресловутую шинель, бывшего крепостного. Отпускная бумага его, вольная грамота, занимает почетное место в рамочке на стене; впрочем, здесь такой густой концентрат подлинно театрального внимания к мельчайшим деталям и к слову автора, что текст спектакля читается жадно, взахлеб, и никак не наешься, а будто пьянеешь от еды…
Егор Бакунин в роли Значительного Лица точнехонько выдает собирательный образ российского чиновника, чудовища и сумасброда «и остальных менее значительных лиц» отечественной действительности, способной довести человека до тюрьмы, сумы и душевной болезни. А легкая эксцентрика и эмоциональная мобильность Ольги Ариковой позволяет ей быть всякий раз неузнаваемой в бесчисленных ролях «Мавры и всех прочих женщин» — от согбенной старухи-юродивой или дворовой неграмотной «занозистой» бабы до падшей барышни или кокетливой фигурки шинели — девушки-мечты… С нею бедный Башмачкин, в ночной рубахе и мягких стоптанных тапочках, еще вовсе не чуя скорой своей погибели, до того трогательно кружится в танце под волшебный «Прощальный вальс» Шнитке, что зал — губки бантиком, бровки домиком — совершенно замирает в полнейшем умилении, преисполненный сострадания и сочувствия. В такие дивные моменты (а спектакль сплошь из них состоит) петербургское мракобесие и жестокая, промозглая сырость словно бы отступают.
Мария Кингисепп
Фото: Олег Стефанцов
Как Акакий Акакиевич подружился с Аксентием Ивановичем
«Невский проспект» в исполнении учеников Владимира Рецептера лаконично передал обертоны гоголевского слога. Фото предоставлено Пушкинским заповедником
В Пушкинском музее-заповеднике близ Святогорского монастыря и могилы Александра Сергеевича Пушкина, его родной усадьбы Михайловское, на театральном форуме резидентами в этом году стали студенты последнего по времени выпускного курса народного артиста Владимира Рецептера, художественного руководителя театра «Пушкинская школа» в Санкт-Петербурге. Юные, но уже профессионально зрелые артисты сыграли два спектакля и чтецкую программу, афишу дополнили театры из других городов.
Владимир Рецептер, создавший авторский театр на актуальном прочтении произведений Пушкина и круга его современников, уверен, что фестиваль не цель, а средство. Средство, чтобы вернуть театрам интерес к Пушкину, увидеть его живым, снять патетику и позолоту. Там, где у поэта глубина, нужно добраться до простоты, где просто – до глубины. Или, говоря словами Наума Коржавина, прочувствовать «ту пушкинскую легкость, в которой тяжесть преодолена». Дать «истину страстей и правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах». Эту формулу Рецептер и передает своим ученикам, которые в это лето пополнят труппу его театра.
Сегодня работа с классиками на сцене – это не только режиссерская трактовка, но зачастую чуткая литературная работа с текстом. Именно здесь подчас кроются новые открытия и неожиданные сближения. В «Барышне-крестьянке» (режиссер Екатерина Ханжарова) историю «провинциальных Ромео и Джульетты», детей враждующих соседей-помещиков открывают два автора. Сам Пушкин с неизменным гусиным пером и Иван Петрович Белкин, повести которого по романтической традиции, как мы помним, «случайно» попали в руки издателя. Два авторских голоса неотступно сопровождают героев, придавая театральный объем прозаическому слову на сцене.
Хрестоматийная повесть, казалось бы, известная со школьной скамьи, поворачивается новыми гранями: Лизавета Муромская (Екатерина Вишневская) попадает в плен выдуманной роли, собственной лжи, переодеваясь из барышни в крестьянку ради знакомства с заветным возлюбленным, а Алексей Берестов (Владислав Лаппо) надевает маску байронического героя. И их трепетное чувство, и чудесный финал с исчезающими к взаимному счастью препятствиями оказываются сплетены стихией маскарада, законами итальянской новеллы, где реалистическое существование с легкостью сменяется условным. В финале же иронически сталкиваются британский гимн (помещик Берестов любил все «аглицкое»!), прославляющий справедливого короля, и русский – с обращением к Богу. Для Рецептера, руководителя постановки, важнейшей мыслью становится драматический подтекст повести: высшая жертва во имя любви, когда дворянин готов преступить социальные предрассудки и жениться на крестьянке. Это та тема, которую Пушкин разовьет и в «Русалке».
Пушкин сам-третей присутствует и в спектакле Тюменского Большого драматического театра (поставил Роман Габриа). Сценический вариант маленькой трагедии – «Пушкин, Моцарт и Сальери» – вписан здесь в хронологию пушкинского творчества. Создатели задаются вопросом, почему тогда, в период Болдинской осени, поэт написал эту стихотворную трагедию в одну ночь, намеренно исказив историческую правду? Сальери (Сергей Скобелев) – чиновник от культуры, человек с холодным сердцем и ясным умом, строго вписанный в свое время. Он со страстью патологоанатома разделывает и поедает на сцене вареных раков. Недвусмысленный образ укрупняется финальным аккордом, когда, отравив ребячливого Моцарта (Александр Кудрин), перешагнувшего творениями свой век, ремесленник накрывает еще живое существо, еще зеленого, а не мертвого рака, колпаком, ставя жирную точку в споре с гением. И хотя режиссерская трактовка с грубоватым осовремениванием никак не шла гармонии пушкинской строки, проигрывала ей и по смыслу, и действенно, режиссеру и артистам удалось выстроить человеческие отношения героев, чтобы эмоционально подключить зрителей. И, быть может, оставить открытым вопрос: какой он, сегодняшний гений?
С Пушкиным, конечно, вступает в диалог Гоголь. В «Невском проспекте» Владимир Рецептер перекраивает гоголевскую ткань повествования, соединяя и дробя изначально последовательные сюжеты. Романтического персонажа – болезненного художника Пискарева, умершего от разлада мечты и реальности, после встречи с прекрасной незнакомкой – падшей женщиной. И поручика Пирогова, пародии на целомудренный романтизм (витальная роль Семена Вашулевского). Приударив за хорошенькой немкой, он получает взбучку от сапожника Шиллера и выкидывает из головы происшествие как плохой анекдот. Обе истории обрываются страшно в трактовке режиссера, который выстраивает демонический мир темного и мрачного города-искусителя. За неимением большой сцены в доме Кочневой в «Петербург-концерте», где играет репертуар «Пушкинская школа», сценография предельно лаконична и подчеркнута концертной манерой артистов, играющих на зеркальном подиуме – фантасмагорическом проспекте с его каскадом трагических и комических проявлений жизни. И снова авторский голос театрально материализован. Эстетски и лукаво сыграл одну из ипостасей всевидящего рассказчика Сергей Хайменов.
Настоящим украшением стали гастроли спектакля «В одном департаменте…» петербургского Театра им. В.Ф. Комиссаржевской, где, возможно, впервые за последнее время так убедительно прозвучала со сцены и гоголевская «Шинель», и «Записки сумасшедшего», переплетенные в инсценировке до той близости, что Акакий Башмачкин предстает соседом и добрым другом Аксентия Поприщина. Оба титулярных советника, потерянных души, живут скромно, если не сказать убого – в съемной комнатке- ночлежке. В достовернейшем быту XIX века (художник — Георгий Пашин), развернутом на сцене, проживают свою одинокую и безрадостную жизнь служители департамента.
Обезличенного и устрашающего, с упитанным столоначальником во главе и копейками жалованья, на которые не то что новой шинели не купишь, чаю с сахаром не выпьешь. Георгий Корольчук и Юрий Ершов, артисты разных поколений, но одной школы, открывают настоящие бездны трагедии в этой – одной на двоих – истории мечты, раздавленной несправедливой и жестокой инерцией жизни. Играют по старой школе, вызывая у зрителя очищающее чувство сострадания, жалости, милосердия. Им помогает и сам Гоголь (Александр Анисимов), лукавым магом вбрасывая в события, словно проигрывая в голове свои писательские идеи, по-человечески, словно, желая спасти героев от черного исхода – смерти одного и безумия другого. Говорят, под режиссерским псевдонимом скрывается священник, в прошлом человек театра. И, правда, такого теплого свечения, помноженного на удовольствие от актерской игры, динамики перевоплощений, остро подмеченных лиц и колоритных типажей редко встретишь. И после занавеса – то забытое ощущение, когда с книгой остался один на один.
Пушкинские Горы – Москва
В спектакле Юрия Стромова «В одном департаменте…» объединены истории Башмачкина и Поприщина. ФОТО предоставлено пресс-службой Пушкинского центра
Если псковский Пушкинский фестиваль, состоявшийся в феврале 25-й раз, собирается вокруг даты гибели великого поэта, то фестиваль «Михайловское» в Пушкинских Горах, тоже посвященный Александру Сергеевичу, ориентирован на дату рождения. Театральный форум прошел 4-й раз. Изначально это проект музея-заповедника «Михайловское», но уже второй год на правах соучредителя фестивалем занимается петербургский Пушкинский театральный центр, руководимый главным театральным пушкинистом Владимиром Рецептером, который после 20 лет проведения того, псковского, фестиваля вынужден был от него отстраниться.
Программа зимнего фестиваля, многодневная и насыщенная, подтвердила тенденцию последних (после Рецептера) лет: его собственно пушкинский «сюжет» размывается, Александр Сергеевич соседствует здесь с Тургеневым, Островским, Чеховым и даже Зощенко. Публике представляется панорама спектаклей по русской классике как таковой. У летнего фестиваля программа не столь насыщенная, но и по этой афише, составленной театроведом Ириной Бойковой (ее можно поздравить с дебютом в роли арт-директора), видно стремление сконцентрироваться на Пушкине. Впрочем, Гоголя было ровно столько же, они как-то вместе прошли сквозь фестиваль, так ведь Гоголь — «самый ближний круг» Пушкина. История их отношений составила бы сюжет отдельного спектакля. Такой, кстати, есть в Москве — поставленный режиссером Дмитрием Крымовым, исследовавшим «историю подарка» одного гения другому — сюжета «Мертвых душ». На мой взгляд, этот спектакль прекрасно бы увенчал афишу, но… Будем исходить из того, что есть.
А есть два трудных фактора фестиваля: пространство и время. Сцена научно-культурного центра — большая, скорее концертная, актерам приходится играть «вширь». И на эту площадку приходилось «вставать» даже камерным спектаклям, вот тут и проверялись отвага и профессионализм артистов. То, что фестиваль проводится в июньские дни, отрезает от него старшеклассников (экзамены!), вообще-то целевую аудиторию. Как собрать летом в Пушкиногорье огромный зал — вопрос. Хотя и плюсы у этого времени есть: естественной декорацией может стать природа. Студенты Рецептера исполнили композицию из пушкинских стихов в Михайловском — на деревянных подмостках. Взору зрителей (кто-то сидел на стульях, кто-то полулежал на траве) открывались прекрасные дали и склон к мельнице. Летнее пребывание на этом фестивале с его атмосферой сродни короткому отпуску в доме отдыха.
Хотя программа отнюдь не была развлекательной. Студенты Рецептера привезли два спектакля, с которыми они этим летом выпускаются (а затем пополнят труппу своего мастера): «Барышню-крестьянку» и «Невский проспект». В обоих случаях театр активно вторгается в структуру первоисточника. В «пушкинском» спектакле сам Пушкин и Белкин участвуют в действии на правах авторов. В «гоголевском» — линии двух друзей, художника Пискарева и поручика Пирогова, переплетаются вопреки рассказу о каждом последовательно — как в повести. Но в любом случае очевидно стремление проникнуть в смыслы источника, бережное отношение к тексту. Сами ребята, которых воспитал Рецептер, в лучшем смысле «не-сегодняшние», одухотворенные, артисты глубокой и чистой природы.
Контрапунктом к этой бережности — лихой спектакль Тюменского БДТ «Пушкин, Моцарт и Сальери» в постановке Романа Габриа (промелькнувшего, кстати, в «Русском ковчеге» Сокурова в образе Пушкина), явно желающего быть с автором на дружеской ноге. И лишь так режиссер видит для себя возможным постичь гения. «Маленькая трагедия» деконструирована, Пушкин — Николай Аузин тут действующее лицо (хотя это участие и не выстроено режиссерски). Сальери — Сергей Скобелев и Моцарт — Александр Кудрин даны не в конфликтном развитии, а в сопоставлении: как человек пожилой и «старорежимный» и представитель молодежной культуры, двигающийся под песню Slip Элиота Мосса. Актерски интересно, но сказать, что деконструкция пьесы дала какой-то свой смысл, не получается.
Жаль, что в последний момент сорвался приезд магнитогорского театра куклы и актера «Буратино» с «Капитанской дочкой». Видеозапись спектакля Сергея Ягодкина показали на большом экране, и было понятно, что там интересное решение. Хрупкие куклы «дворянских» персонажей находятся «в лапах» Пугачева, сыгранного вживую. Соединяя кукол разного объема с живым планом, режиссер ведет игру масштабами, затрагивая нерв пушкинской повести, где «обычный» человек может возрасти в своем значении — и наоборот; и где один персонаж в судьбе другого может сыграть неожиданную роль.
«Мертвые души», сюжет которых Пушкин подарил Гоголю, поставил в пермском ТЮЗе Владимир Гурфинкель. Действие разворачивается «в местах не столь отдаленных» и воспринимается как внутренний монолог осужденного Чичикова. Его визиты к помещикам, сыгранным один лучше другого, колоритно и ненатужно, наплывают на лагерную реальность, в спектакле не столь продуманную и убедительную. Но христианские мотивы искупления и прощения, находящие поддержку в благородной лирической природе актера Александра Смирнова (Чичиков), придают спектаклю такое пронзительное и светлое звучание, что недостатки сглаживаются.
Спектакль Юрия Стромова «В одном департаменте…» объединяет истории Башмачкина — Георгия Корольчука и Поприщина — Юрия Ершова. Они, как предполагают авторы спектакля, возможно, служили вместе. Впрочем, их сюжетные линии развиваются, не пересекаясь. Хотя и пространство одно: нарочито состаренная и весьма подробная обстановка (камин, постель, занавесочки). И персонажи главных героев окружают одни и те же, включая самого Гоголя. Гоголевская странность и «неотмирность» выражена чисто актерскими средствами в отличие, например, от Александринского театра с его «гоголиадой», где в большинстве случаев правят бал мизансцены и сценография.
Фестиваль этот только набирает силу, но уже понятно, что он хочет быть не смотром постановок, а своего рода лабораторией, сочетающей спектакли с их подробным обсуждением, лекциями и творческими встречами. В этом году фестиваль побудил посмотреть и на самих Пушкина с Гоголем как на служителей одного департамента русской литературы. Как на сослуживцев. Что совсем не отменяет колоссальной разницы между ними.
Материал был опубликован в газете под № 109 (6218) от 21.06.2018 под заголовком «Однажды Гоголь пришел к Пушкину».
Читая Гоголя, каждый для себя находит персонажа, на которого похож, с кем сравнивает свою многогранную жизнь и поступки – те, что заслуживают уважения и те, о которых обычно молчат. Из гоголевского зеркала на нас смотрят поросячьими глазками персонажи, застывшие в тяготах переживаний и тревог, смотрящие на мир с порога своего дома, боясь переступить ступеньку – будто жизнь переступит их. Герои настолько трепетно относятся к себе, что забывают об окружающем мире, а он всегда помнит, поджидает и застает врасплох. 7 и 8 октября на сцене театра им. В. Ф. Комиссаржевской состоялась премьера спектакля «В одном департаменте…» по повестям Николая Васильевича Гоголя.
Режиссер Георгий Корольчук, он же исполнитель главной роли Акакия Акакиевича, подошел к постановке находчиво и смело: он соединил две повести: «Шинель» и «Записки сумасшедшего». Режиссерская выдумка поместила в один департамент главных героев повестей – Башмачкина и Поприщина, сделав их друзьями, коллегами — «переписывателями бумаг» и соседями. Таким образом, жизни двух чиновников тесно переплетаются, но внутренний мир, каким его изобразил Гоголь, был не тронут – ведь он настолько разный! Спектакль «В одном департаменте…» прекрасно дает понять и сравнить две стороны одной медали. Творческая фантазия, невротическая эмоциональностьодного и добрая наивность, простодушие и замкнутость другого приводят к фатальному сумасшествию и непредсказуемой смерти. Но почему гоголевский «маленький» человек должен был закончить именно так?
Корольчук ставит трагикомедию, в которой проблемный экстраверт и ласковый интроверт делятся переживаниями и планами на будущее. Проза повестей преображается в диалоги, находятся общие черты двух историй: примерно похожие комнаты, собирательный образ бабки-домохозяйки, и, самое главное, общие разговоры. Две истории хоть и переплетаются, но никаким образом не влияют на друг друга, предлагая взаимную возможность развиваться самостоятельно.
Мы все вышли из шинели Гоголя. Но может, борьба с равнодушием и эгоизмом и есть основа счастливой жизни. Душещипательная игра Георгия Алексеевича и история его героя заставляют жалеть бедного Акакия и злиться на несправедливость бытия. Но такой ли он несчастный?
Пребывая в постоянной «скорлупе», боясь лишний раз заговорить с человеком, Башмачкин заботиться только о себе и дрожит над новенькой шинелью, в которой видит Бога. У героя нет взаимности с миром, хотя он требует и рыдает, умоляет и просит о помощи. А когда его не стало, Гоголь произносит: «…и Петербург остался без Акакия Акакиевича, как будто бы в нем его и никогда не было. Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное…» Гоголевская «Шинель» дает понять, что вещи не приносят счастья – они приходят и уходят как поезда. А «маленькие» люди тешат себя лживыми надеждами о дорогом роскошном мусоре, который не поможет стать счастливым.
Во второй составляющей спектакля «Записки сумасшедшего» актер Юрий Ершов, играющий Поприщина, заставил прочувствовать целый спектр эмоций: от злости до снисхождения и испуга. Повороты сюжета показывали Аксентия Ивановича с разных сторон: как человека, преданного работе, как завистника, как заносчивого и самоуверенного болвана, как обезумевшего влюбленного с тенью маньяка, как испанского короля в мягкой комнате. Главный герой повести теряет связь с реальностью, улетая в сладостный мир фантазий все глубже и торопливее. Но высокомерие не может совладать с неудовлетворенностью жизнью, что приводит к окончательному безумию.
Довольно сложный текст остроумного писателя перевести в форму диалога:теряется шарм повествования, «вкусные» описания и пояснения. Присутствие рассказчика в постановке привел зал в восторг: мало того, что рассказчиком выступал сам Гоголь, так ещё и актер Александр Анисимов был как брат близнец русскому драматургу. Николай Васильевич помогал своим «детям», приводил их в чувство, критиковал и поучал, но не как ответственный родитель, а скорее как саркастичный дядюшка.
Небольшой актерский состав имеет свои прелести: интересно смотреть, как актеры в считанные секунды перевоплощаются и тасуют роли как карты. Все женские роли исполнила Ольга Арикова: когда за сцену заходила горбатая бабушка с самоваром, вскоре выходила ночная бабочка или жизнерадостная Мавра. Егор Бакулин был представителем всех значительных лиц, на которых без улыбки не взглянешь. В наивысшей степени серьезность и пафос в лице Егоравдохнули жизнь в крайне нелепые и гротескные роли. Изюминкой всего спектакля была роль Константина Демидова: Петрович, портной, на все руки умелец и мастер своего дела, когда дело касается выпивки. Персонаж Демидова ходит по сцене с утюгом, как со смыслом жизни. Он общается при помощи него с женой, собирает в него деньги, практически пьет из него утренние порции положенного угощения.
Спектакль «В одном департаменте…» объединил гоголевских героев в одном мире, чтобы показать, что люди, работающие на одной работе, живущие в одном доме, занимающиеся теми же делами, могут быть настолько разными, что в общении друг с другом будут только говорить, но не слушать и не понимать собеседника. Маленькие люди с большими претензиями.
Зинякова Василиса, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии театра им. Комиссаржевской
Ирина Бойкова «Юность пушкинского театра в России…»/ PRO настоящее/ О спектакле «В одном департаменте…» на Пушкинском фестивале в Михайловском// Вопросы театра, 2018
Завершал программу смотра спектакль Санкт-Петербургского театра им. Комиссаржевской «В одном департаменте» по повестям «Шинель» и «Записки сумасшедшего» (сценическая редакция Игоря Минаева). Он явил Гоголя в игровой стихии вахтанговской традиции. Режиссер Юрий Стромов окончил Театральное училище им. Щукина училище в 1980 г., затем трудился в далекой от театра сфере, однако после долгого перерыва обнаружил неутраченный профессионализм. И хотя некоторые режиссерские приемы пришли из театра прошлых десятилетий, в целом хрестоматийно чистый язык спектакля был очень живым. Например, по сцене ходил не просто Автор или Лицо от автора, а персонаж Николай Васильевич Гоголь в соответствующем, несколько неудобном парике, но «великий русский писатель» (как не забыли указать в программке) в исполнении Александра Анисимова проявлял такую не сегодняшнюю деликатность по отношению к своим героям, что облик его казался вполне уместным. Отмечу тонкое мастерство режиссерского монтажа, бережно, почти без «швов» соединившего в одну сценическую ткань два по-разному написанных прозаических произведения («Записки сумасшедшего» — дневник героя, «Шинель» — собственно авторский текст).
Акакий Акакиевич Башмачкин (Георгий Корольчук) и Аксентий Иванович Поприщин (Юрий Ершов) оказались в одном пространстве, чуть ли не пересекаясь за одним столом, аккомпанировали друг другу в общем хоре чиновников, хотя вряд ли друг друга видели и слышали. А вокруг них стремительно появлялись и исчезали даже едва упомянутые автором повестей лица. Трое из шести актеров, занятых в спектакле, творили настоящие чудеса мгновенных перевоплощений, получая удовольствие от этого пиршества театральной игры с ее нескрываемой условностью. (Тут нужно упомянуть художника Георгия Пашина, обеспечившего эту условность простым и бесхитростным решением пространства и костюмов, а также выразить восхищение гримерам и костюмерам — их за кулисами было, по слухам, раз в пять больше, чем актеров на сцене.) В виртуозном исполнении Ольги Ариковой возникали перед нами «Мавра и все прочие женщины», Константин Демидов воплотил портного Петровича «и всех других мужчин», Егор Бакулин -«Значительное Лицо и остальные менее значительные лица».
Мир этих сценических персонажей поминутно дразнил какой-нибудь гиперболой будь то очки в пол-лица у Мавры, огромные валенки у лакея, распушенные усы Значительного лица или траектория движения похмельного Петровича с утюгом, подобная самолету в пике. Вся эта простодушная эксцентрика обнаруживала детскую оптику восприятия мира обоими титулярными советниками, но оптику все же искривленную, потому что «жизни мышья беготня…» (так одна из зрительниц пушкинским словом точно определила происходящее на сцене) заслоняла от обоих героев какие-то другие, главные смыслы их бытия. Оба были сыграны двумя прекрасными актерами узнаваемо гоголевскими, в полноте смыслов, которые молодому зрителю, возможно, открывались впервые.
Нисколько не оправдывая мир, оказавшийся к обоим героям слишком неблагосклонным, внимательно и сочувственно следуя за всеми перипетиями их житейских обстоятельств, режиссер и актеры смотрели на обоих героев как на двух не выросших детей, открывая и беду, и вину обоих. Сидя на этом спектакле, думалось, что классические тексты вовсе не нуждаются в постоянном обновлении, «вздергивании» сегодняшним прочтением — не растерять бы объем уже открытого, а живое преломление этого объема здесь и сейчас, в игре этих талантливых актеров будет новым всегда.
Это, впрочем, довольно старый спор. О том же вели диалог еще на прошлогоднем фестивале Владимир Рецептер и пушкиновед, филолог Валентин Курбатов. «Пушкин не присваивается, но осваивается», — размышлял Рецептер. «Присваивается, присваивается! — парировал Курбатов. — Не только Марина Ивановна Цветаева имела основание написать «Мой Пушкин», у каждого из нас свой Пушкин!». Оба они правы, ибо «присвоить» Пушкина может, наверное, только сделавший усилие его освоить. Валентин Курбатов и в этом году с готовностью откликнулся на приглашение фестиваля, встречи с ним и с директором музея-заповедника Георгием Василевичем стали украшением творческой программы. Живые диалоги, спонтанно возникавшие в ходе этих встреч, воскрешали атмосферу лабораторий псковского Пушкинского фестиваля. Хочется верить, что на летнем фестивале в Михайловском такая атмосфера возродится силами молодых. Для этого нужно, чтобы здесь не только показывали спектакли, но общались, обменивались идеями и опытом молодые режиссеры, актеры, театроведы, критики, филологи. Михайловское для Пушкина — родина предков и место последнего упокоения. «Любовь к отеческим гробам» явлена здесь самим поэтом и завешана потомкам, вместе с благословением вступающим в жизнь. Проводить в Михайловском фестиваль молодежных театров — счастливая и вполне перспективная идея, надеюсь, «гений места» будет ей всячески благоволить.
Сочинение Марии Бобкиной, ученицы 10-А класса Лицея № 244, призера конкурса сочинений 2019г Кировского района СПб по направлению «Театр жив, пока у него есть зрители»
Письмо Гоголя господам актерам
Милостивые государи и государыни! Господа постановщики и актеры!
Пишу вам в сильном волнении, отчего мысли набегают одна на другую, как волны, но обдают меня не холодом, а жаром. Жаром восторга, восхищения. Начну по порядку.
Вечером, по традиции, я вышел на прогулку с Малой Конюшенной и направился по Невскому проспекту. Здесь я, обыкновенно, встречаю своих героев. И, как сам советовал, держусь, «как можно дальше от фонарей». Мое отношение к главной коммуникации города вы знаете. А вот и мои герои: Его превосходительство Нос входит в Казанский собор, впереди — несчастный художник Пискарев, а ему навстречу спешит поручик Пирогов, мы раскланиваемся… Я прохожу мимо театра, носящего имя ее императорского величества Александры Федоровны. Восхищение красотой здания скрадывается неприятным воспоминанием о премьере 19 апреля 1836 года моей пьесы «Ревизор». На меня, как я писал: «Представленье «Ревизора» произвело …тягостное впечатление. Я был сердит на зрителей, меня не понявших, и на себя самого, бывшего виной тому, что меня не поняли. Мне хотелось убежать от всего». И, хотя, как говорили, я единственный воспринял эту постановку как провал, и пьеса имела успех, последующие постановки меня не утешили. Даже нашумевшая ныне вариация мейерхольдовской версии моей пьесы от 5 октября 2002 года меня не удовлетворила. Господа! Где немая сцена? Где зеркало, на которое «неча пенять»? Мысль о неизбежном возмездии в вечности — главная идея «Ревизора», так и не попала в головы зрителей. И я, пожалуй, соглашусь с князем Волконским, обладавшим грандиозным театральным авторитетом, который риторически спрашивал Мейерхольда: «Что осталось от Гоголя?»
.. .Идти дальше по Невскому мне не захотелось, поэтому я повернул в обратную сторону, прошел по Садовой и свернул на Итальянскую улицу. Я остановился перед афишей небольшого драматического театра, на которой прочитал: «В одном департаменте» Н.В.Гоголь». Я не писал такой пьесы! У меня нет такой повести!
Ознакомившись с содержанием, я понял, что предлагаемое зрелище — инсценировка. Постановщику было угодно соединить в одно сценическое действо две моих петербургских повести — «Шинель» и «Записки сумасшедшего». Я был заинтригован и вошел в театр. Зал небольшой, но полный зрителей. Актеры одеты в духе моего времени, звучит почти водевильная музыка, и тут на сцене появляюсь… я!
Спектакль прошел на одном дыхании — значит, идея режиссера оригинальна и оправдана. К тому же, режиссёру удалось разгадать и предъявить зрителю тайну моей души — я всегда незримо присутствую в произведении и с каждым героем накоротке. С каким сочувствием относится актер Александр Анисимов ( посмотрел в программке), играющий меня, к бедному чиновнику Башмачкину: поддерживает его под локоток, помогает надеть шинель. Я знаю, почему это так, ведь Акакий Акакиевич, смиреннейший, безобиднейший человек, он мог стать святым! Но, увы, житейское, мирское — шинель, ставшая для него божеством, разрушила мои надежды. Как трогательно Георгий Корольчук в роли Башмачкина передает страдания бедного человека!
Каждый актер играл по 2-3 роли, что свидетельствует о таланте! Они так мастерски перевоплощались в разных героев, относящихся к разным социальным сословиям, что я, признаться, усомнился в том, что их только 6… .
Мне понравилась деликатность автора оригинальной идеи. Соединение произведений в одно не нарушило моего авторского права, ведь у каждого героя, и у Аксентия Ивановича Поприщина, и Акакия Акакиевича Башмачкина своя история. Это хорошо видно в сцене, когда герои встречаются за одним столом. Они разговаривают друг с другом, но друг друга не слышат, каждый пребывает в своем мире, и эти миры не пересекаются. Это усилило мотив одиночества маленького человека в центре цивилизации — в Петербурге.
До глубины души взволновал меня еще один эпизод. Он открыл мне
глаза на возможности театральной постановки. Актер благодаря живой речи, интонации может раскрыть самые глубинные замыслы автора. И даже те мысли, которые я мог вложить, не осознавая, в реплику героя. Это монолог Поприщина (Ю.Ершов) в сумасшедшем доме, он вызывает и смех, и грусть. Больное сознание порождает бессмысленные речи, но вот на миг, как вспышка молнии, здравомыслие озаряет больной ум героя, и он кричит во Вселенную: «Матушка, помолись обо мне, пожалей мою бедную головушку!» Не каждый читатель сможет так прочесть эти слова, услышать крик души. Я даже сам прослезился. Этот крик был неожиданным и таким ошеломляющим, что, казалось, сейчас что-то произойдет, но вспышка здравого смысла была мгновенна, и речь больного вновь стала бессмысленной… Как же нуждается каждый из нас в материнской поддержке, молитве, достающей со дна моря. Смутившись от собственных слез, я оглянулся в зрительный зал… Молодежь! Наверное, гимназисты. О, в их глазах тоже блестели слезы! Девушки плачут, юноши насупились, опустили глаза и стали строже.
Зал взорвался овациями! Зрители поднесли господам актерам цветы. Меня волновал еще один вопрос, были ли знакомы зрители, особенно юные, с моими произведениями, обратятся ли те, кто не читал, к книгам ? Увы, на этот вопрос … нет ответа.
Поздним вечером я вышел из театра и бодро отправился на Малую Конюшенную в размышлениях о театре, какими разными могут быть постановки. «Театр и театр — две разные вещи, равно как и восторг самой публики… Иное дело восторг оттого, когда могущественный лицедей потрясающим словом подымет выше все высокие чувства в человеке…, и зритель весь насквозь просвежевается и по выходе из театра, принимается с новою силою за долг свой… Мы призваны в мир все направлять к добру»,- вспомнились мне мои же слова, обращенные в письме к графу А.П. Толстому о театре.
Завершая письмо, хочу поблагодарить вас за талантливую игру, оригинальную идею, за обращение к моим произведениям…
С благодарностью, Ваш Гоголь
17.02.2020г