Интервью в журнале Эксперт Северо-Запад
Каждый согласится, что беседовать с профессионалами – одно удовольствие. Из любой области. Когда у них горят глаза, и они раскрывают свои секреты. Одна из таких увлеченных людей — Маргарита Бычкова, заслуженная артистка России, ведущая актриса Санкт-Петербургского Академического Драматического театра им. В.Ф. Комиссаржевской, Лауреат премии «Золотой Софит» и просто красивая женщина.

— Маргарита, Вы являетесь представителем «додинской школы». Вам это помогает или мешает в Вашей профессии?
– Великий Лев Абрамович Додин преподавал нам в ЛГИТМиКе, и я училась на его курсе, который он набрал в 1985 году. Большинство моих однокурсников составляют цвет МДТ: Курышев, Черневич, Тычинина, Гаянов, Кошкарёв. Но я никогда не работала с Львом Абрамовичем как с режиссером. Однако то, что я умею сейчас в профессии, вся моя самодисциплина, миропонимание, мироощущение в театре – это все от Додина. Он был с нами, со своим первым курсом студентов, довольно жестким. Говорят, с каждым следующим курсом Лев Абрамович становился мягче и терпимее.

— Мы заговорили о характере. Какой нрав у театра имени В.Ф. Комиссаржевской?
— Безусловно, женский. Хотя думаю, что это замечательно, потому что наш руководитель Виктор Абрамович Новиков – удивительный человек. Он замечательный семьянин. У него прекрасные любящие и любимые супруга и дочь. Может, поэтому женская труппа более обласкана. Мы все чувствуем себя за мощной мужской спиной. Он очень сложный руководитель, со своими принципами, но, тем не менее, он гибкий лидер. Благодаря ему, у нас много хорошей режиссуры. Новым витком для нашего театра можно назвать назначение на должность главного режиссера Александра Львовича Баргмана. Театр Комиссаржевской – это поистине мой родной театр. Это мой дом.

— Но театр, как и любая женщина, может быть капризен. На спектаклях это отражается?
— Наш театр, как женщина, некоторые спектакли принимает, а с некоторыми – романов не случается. Очень жалею, что в нашем театре сняли «Сиротливый Запад». На мой взгляд, это один из выдающихся спектаклей «комиссаржевки». Возможно, просто стены театра еще не готовы к такому эксперименту. Не понимаю эту загадку… Конечно, дух театра складывается годами, веками. Иногда что-то не приживается.

— Кстати, об эпохах. В каком историческом периоде Вы хотели бы жить?
— Люди и их страсти не меняются, меняются только исторические декорации. Мне комфортно жить в сегодняшнем времени. Думаю, если бы я родилась лет двести назад, то все равно работала бы в театре.

— Помимо работы в театре Вы еще активно снимаетесь в кино.
— Не так активно, как мне хотелось бы (смеется). Я снималась у выдающихся режиссеров: Снежкина, Месхиева, Рогожкина, Хржановского-старшего, Погодина, Сорокина, Копылова. Надеюсь, это все продолжится.

— Театр не ревнует?
— Я не устаю повторять, что театр – это мой муж, а кино – любовник, которому приходится каждый раз доказывать свою состоятельность. Мой театр меня не ревнует. У меня сильные семейные отношения с театром, а кино – это выплески, где я тоже учусь.

— Но, наверное, артист должен быть голодным до эмоций?
— Нужно помнить, что талант талантом, одаренность одаренностью, можно играть на разрыв аорты, но все равно существует мозг. Роль, прежде всего, должна просчитываться. Актеру необходимо быть всеядным в хорошем смысле этого слова. Но существует момент возраста. У актера должен быть «тормоз-ручник», чтобы он мог себя останавливать. Иначе мы получаем такое, что, сидя в зале или у экрана телевизора, просто хочется закрыть глаза руками. Но жажда творчества должна быть всегда, особенно в начале пути.

— А как работает сама Маргарита Бычкова над ролью?
— В актерской профессии надо много собирать, пропускать через себя, чтобы потом отдать зрителю. Я верю в школу Станиславского (улыбается). Очень много наблюдаю за людьми, чтобы потом что-то взять в дальнейшем для своих работ. Но в «предлагаемых обстоятельствах» это все равно «я», только с ощущениями других людей. Играя каких-то персонажей, вспоминаю свои жизненные перипетии, вкладываю в образ свой опыт, наблюдения. Вместе с написанными буквами в пьесе начинается процесс придумывания жизни моей героини до происходящего в спектакле и после. Каждый образ рождается по-разному. Многое зависит от режиссера, от степени доверия к нему, от материала, от каких-то других вещей. Иногда что-то возникает от костюма, прически, слова, а иногда душа сама делает. Образ может появиться вдруг в одну секунду, а может вообще не появиться. Могу играть-играть годами и не понимать, что я делаю, выполняя определенные алгоритмы, как в математике. В этом отношении у нас удивительная профессия. Например, моя роль в «Мыльных ангелах» «пришла ко мне» с первых минут. Моя Илуминада – очень родная и меня окружают сильные партнеры. Действительно, у нас удивительная труппа.

— Вы яркая, самобытная и острохарактерная актриса. Кто для Вас пример для подражания?
— Из российских – это Наталья Гундарева, Любовь Полищук, Нонна Мордюкова. Преклоняюсь перед Людмилой Гурченко, любопытна Рената Литвинова. Из зарубежных – Мэрил Стрип, которая является для меня образцом в некотором смысле. Софи Лорен – яркий пример везения. Судьба одарила красотой, повезло с кинематографом, мужем и со страной.

— У Вас насыщенный график: репетиции, съемки, фотосессии. Тем не менее, остаются еще силы для преподавательской деятельности. Зачем это Вам?
— О! Это моя отдушина. Это огромное для меня счастье. Я очень благодарна режиссеру Сергею Олеговичу Снежкину за то, что он позвал меня, когда набирал курс режиссеров кино. Я учусь вместе с ними, я выросла за эти четыре года преподавания. Стала более терпима к людям и к себе. Преподавание мне помогло, например, при работе над спектаклем «Театр». Когда ты в качестве режиссера работаешь на большой сцене с актерами разных поколений, школ (к тому же я столько лет стояла с ними на одной сцене), очень сложно заставить их относиться ко мне серьезно. И в этом мне помогли мои студенты. На них я апробировала многие приемы и мне это, безусловно, помогает в режиссерской работе. То, что я могу на сегодняшний день делать, — во многом это случилось благодаря педагогической деятельности. Если сложится судьба, я буду всегда этим заниматься. Мне это нравится!

— Ваши студенты для Вас – это уже коллеги или еще ученики?
— С первого курса они были моими коллегами. Но я никогда не позволяю им переходить грань, сохраняю субординацию. И они это прекрасно понимают. Правда, я им всегда говорю, что надо учиться, чтобы быть хорошими режиссерами. Мне нужна безбедная старость, и кто будет меня снимать, коль не они? (смеется).

— Раз уж речь зашла о безбедности. Любите ли вы деньги?
— Очень. Я их обожаю. Правда, у меня безответная любовь с ними. Иногда они ко мне благосклонны, и меня посещают.

— А Ваша самая безумная трата?
— Жизнь!

— Прекрасно. Сразу вспомнилась шекспировская фраза: «Жизнь – это театр. А люди в нем актеры». Недавно с большим успехом на сцене «комиссаржевки» прошла премьера спектакля «Театр» в Вашей режиссуре. Почему выбор пал именно на это произведение?
— Я делала спектакль о женщине, которая работает актрисой. Любой режиссер ставит то, что его волнует на данный момент в жизни. Мне интересны отношения, бурные романы женщин бальзаковского возраста с молодыми людьми. Сегодня телевидение просто кишит этими несчастными историями, где женщины теряют голову от нахлынувших чувств. Понятно, что это все приводит их к обрыву. Джулия (з.а. России Татьяна Кузнецова – прим. ред.) очень талантливая, красивая и успешная актриса. Но несчастная как женщина. Будучи актрисой, она лихо выходит из этой западни. Более того, всю ситуацию поворачивает себе во благо. Не зря же в конце спектакля она говорит: «Теперь я готова играть Федру!». Для меня, как для режиссера, были важны несколько сцен. Одна из них – беседа с сыном. То, что говорит Роджер Джулии, зачастую хотели бы сказать нам наши дети. Я имею ввиду детей актеров, прежде всего, актрис. Это ужасно больно. Но ты понимаешь, что это правда. В этой сцене они высказали друг другу все, что накипело. Точнее высказал мальчик, а мудрая женщина приняла и поняла. Мне кажется, что после этого они должны стать близкими друзьями.

— В спектакле много символов. Мы видим фотографии Джулии в разные периоды ее жизни, учителей, близких друзей, видеоряд ее задумчивых прогулок по берегу Темзы. Можем наблюдать с каким волнением она поднимается по лестнице на первое свидание с Томом и как легко, весело бежит после встречи… Другой яркий штрих – исполнение Джулией роли Медеи.
— Медея – это своеобразная аллегория, душевные состояния Джулии. Мне казалось, что это будет красиво и эффектно. Такие находки помогают зрителю глубже понять главную героиню.

— В чем были основные трудности над постановкой?
— Работу над спектаклем «Театр» мы начинали как самостоятельную работу. В начале думали про малую сцену. Показали наработки руководству, и оно приняло решение ставить спектакль на основной сцене. С одной стороны, я несказанно обрадовалась, а с другой – безумно испугалась. Потому что это моя первая режиссерская работа на большой сцене. Дай Бог не последняя! Было сложно, но интересно. Также мне было трудно с собой справиться. Я очень эмоциональный человек: вспыльчивая, одним словом, актриса. Никуда от этого не деться. Как бы мне ни хотелось подняться на высшую ступень театра – режиссуру, прежде всего, я актриса. Но на моем пути всегда попадаются удивительные люди, которые со мной работали и на сцене, и по ту сторону рампы. Они поверили мне, и отдались абсолютно полностью. И я очень благодарна им. Спасибо!

— А Вы верите, что у петербургского театра успешное будущее?
— Я не устаю повторять, что театр – это дело молодых. Сейчас выросло умнейшее, сильнейшее поколение, которое уже воспитано на других законах театра. Они по-другому воспринимают литературу и искусство вообще. Они уже по-своему переосмысливают Брехта, Достоевского, Чехова. Они даже дышат немного другим воздухом. Глубина души, мозг этих молодых людей – все это не перестает меня удивлять. Поэтому я уверена, что петербургский театр не умрет, у него прекрасное будущее.

— Будем в это верить. Скажите, какое событие в культурной жизни Санкт-Петербурга, поразило Вас больше всего?
— За последнее время меня очень сильно поразил спектакль «Эффект Чарли Гордона» и вообще все, что делает молодая творческая команда «Такой театр». В основе сюжета история юноши, которому предлагают сделать операцию по увеличению интеллекта, что переворачивает всю его дальнейшую жизнь. Но врачи что-то перепутали – опыт оказался роковым – молодой человек становится дурачком. Эта работа оказала на меня сильнейшее впечатление, потрясла до глубины души. Было прекрасно показано, что сейчас волнует молодое поколение. Я сидела и смотрела на действие с открытым ртом. Отдача, хотение, мечтание и глубокая мысль молодых двадцатилетних людей. На какой грани чувство юмора, с каким пониманием читаются отрывки из Библии! Тонко как по лезвию бритвы… Удивительный спектакль. Я считаю, такие философские вещи должен посмотреть каждый и что-то для себя открыть.

— Какие творческие открытия ждать зрителю от Вас?
— Мечтаю сыграть Катерину Измайлову из «Леди Макбет Мценского уезда» господина Лескова. Мне интересны сильные, странные женщины. Бог дал мне каучуковую внешность: лицо мое гуттаперчевое до невозможности (смеется). Иногда зрители не сразу меня узнают в кино, говорят «Да ладно! Не может быть!». Конечно, мне это льстит, нравится. Ура! Я могу быть разной.

— Это действительно так. Меня сильно привлек образ Мадам де Воланж в «Опасных связях», воплощенный Вами.
— Мадам де Воланж абсолютно несчастная женщина, у которой не удалась личная жизнь. Ей безумно хочется быть похожей на привлекательную интриганку маркизу де Мертей. Все время хочется быть такой модницей, с остреньким носиком. Но у нее ничего не получается. В ней «рвения больше, чем умения». Так сложилось. Бог не дал. Мадам де Воланж представляется мне мокрой сорокой. Уже ей не взлететь, но безумно как хочется!

— Одна из тем «Опасных связей» — человеческие слабости и пороки. Какие для Вас наиболее простительны?
— Все человеческие слабости. Потому что я знаю, что это такое. Мы должны быть выше их. Я готова оправдать и принять практически все слабости за исключением предательства, лжи, наговоров и сплетен. Ты можешь думать о человеке, что угодно, но не всегда это нужно произносить. Слово сильнее рукоприкладства. Это самое прекрасное и самое гадкое, что нам дал Бог.

— Тогда какое слово или выражение употребляете чаще всего?
— Много разных нецензурных выражений! Так и напишите (смеется).

— Согласен – без экспрессии никуда. Недавно слушал Ваши записи чтений ахматовской поэзии – пробирает до мурашек. А какую книгу взяли бы с собой в путешествие?
— Правда, люблю ахматовскую поэзию. Долгое время на тумбочке лежала «Ночь нежна». Потом – Лесков, Довлатов. Продолжительное время со мной ездил роман «Над пропастью во ржи». Сейчас в корыстных целях лежит на тумбочке Стейнбек. Что я могу всегда класть с собой в чемодан – это Бунин. Бунин – это всегда состояние моей души.

— Мы беседуем у Вас в гримерке. Заметил на столике иконы святой Ксении Петербургской. Считаете ее своей покровительницей?
— Ксения мне очень помогает. Померла бы без нее уже давно.

— А жизненное кредо?
— Как сказал Чехов: «Неси свой крест и веруй».

— Ваше самое большое достижение в жизни?
— Мои дети.

— Дар, которым Вам хотелось бы обладать?
— Умение «чистить» мысли, не зацикливаться, чтобы все лежало по полочкам. Хотела бы обладать житейским разумом. Быть разумным человеком. Отвечать разумно самой себе на поставленные вопросы. Каждую минуту я говорю себе, что жизнь — это счастье. Я считаю себя усталым счастливым человеком (смеется).

— Маргарита, издание «Эксперт Северо-Запад» желает Вам новых интересных ролей, и оставаться счастливой эффектной дамой!
— Спасибо, дорогой!