по мотивам комедии И.С.Тургенева (16+)
Режиссер-постановщик — Роман Габриа
Композитор — Олег Гудачёв
Художник по свету — Тарас Михалевский
Хореограф — Илья Колецкий
Сам Тургенев не считал пьесу годной для сцены, в 1854 году он напишет: «это собственно не комедия — а повесть в драматической форме. Для сцены она не годится, это ясно; благосклонному читателю остается решить, годится ли она в печати». Как драматическое произведение пьеса всеми газетами была названа «скучной», или даже «скучнейшей», и несценичной, хотя в то же время признавались ее высокие литературные достоинства.
По-настоящему открыл пьесу именно ХХ век. Должна была завоевать мировую сцену новая драма, а герои Чехова, Ибсена, Стриндберга стать властителями дум, чтобы сквозь тонкое психологическое кружево «Месяца в деревне» проступили совсем другие смыслы – резкие, дисгармоничные.
Что сегодня стало главным в этой пьесе для постановщика, какую любовную работу ведет современный человек, и что происходит с классическим любовным тургеневским четырехугольником в наши дни — темы спектакля «Месяц в деревне».
Премьера состоялась 25 марта 2024 года
Продолжительность спектакля — 2 ч. 20 мин. с антрактом
Действующие лица и исполнители:
| Наталья Петровна | з.а. России Евгения Игумнова |
| Ислаев | з.а.России Александр Большаков |
| Анна Семёновна | з.а.России Ольга Белявская/ з.а.России Елена Симонова |
| Верочка | София Большакова Екатерина Карманова |
| Коля | Клим Скоробогатов |
| Ракитин, друг дома | Владимир Крылов |
| Студент Беляев | Василий Гетманов Семён Авралёв |
| Доктор Шпигельский | н.а. России Георгий Корольчук |
| Сосед Большинцов | Анатолий Журавин/ з.а.России Анатолий Горин |
| Фавн | Семён Авралёв Василий Гетманов |
Пресса о спектакле
В марте в Театре им.В.Ф.Комиссаржевской состоится премьера спектакля по пьесе Ивана Тургенева «Месяц в деревне». Его поставил режиссер Роман Габриа. «Петербургскому дневнику» он рассказал, над чем может заставить задуматься постановка.
Роман, свою пьесу «Месяц в деревне» Тургенев считал несценичной. Тем не менее, сегодня это одна из самых репертуарных пьес русского театра. Как Вы считаете, почему?
К сожалению, ответа на этот вопрос у меня нет. Во всех отношениях, в пьесе манкий своей психологической изощренностью сюжет, может быть поэтому. Своей одновременно простотой и невероятной сложностью он порождает лишь вопросы: как жить в такой ситуации разрушения семьи? В чем истинность самого понятия: любовь? Как наши дети переживают происходящие в нас катаклизмы? Что есть средний возраст? Много вопросов.
- По мнению Набокова, Тургенев был зачастую чересчур прямолинеен и не доверял читательской интуиции, сам стремясь расставить точки над «i». Насколько «прямолинейна» пьеса «Месяц в деревне»? Есть ли в ней «воздух» для режиссера и зрителя?
Не могу согласиться с Набоковым. Сюжет «Месяца в деревне» глубоко проникает в человека. В нас. А там столько вариативности. Сюжет ни в коем случае не назидательный, а живой, даже спорный в своих сложных, триггерных событиях. Возраст практически каждого из героев: молодой Веры, самой Натальи, переживающей очевидный кризис, Аркадия, ее мужа, намертво привязанного к материнской юбке, Большинцова, решившегося на женитьбу — все это дает широчайший диапазон ассоциаций и размышлений и для меня, и для зрителя. Во всех наших самокопаниях.
Что волнует сегодня в этой тургеневской пьесе, какие ноты Вашей души созвучны «Месяцу в деревне»?
Думаю, что как раз борьба за личное пространство могла бы быть одной главных тем, созвучных с каждым в зрительном зале. Как и чем защитить его? Какими средствами достичь независимости от своего эго, от коробки наших представлений о жизни и благополучии, от чужого мнения, барьеров фальшивой морали. Всякого такого.
Есть расхожие утверждения, что терзания и любовная горячка тургеневских героев – от скуки и безделья. Что думаете Вы по этому поводу?
Безделье и скука — это социальные обстоятельства. Данность. Обеспеченная семья Ислаевых, либералы из «высших кругов» на месяц уезжают в огромный загородный дом: покой, комфорт, все условия. И при этом замкнутость друг в друге. Конечно, это все стало благоприятной средой для подгнивания личных тем. Для высвобождения неврозов и глубоко зарытых комплексов.
Динамику сценического действия в пьесе обеспечивает соперничество двух женщин. Что является двигателем в Вашем спектакле?
Наш двигатель, на который мы опираемся — самосознание Натальи Петровны, глубоко переживающей процесс личного перерождения. Это сложная, непростая тема. Человек ведь не всегда понимает и принимает, что с ним происходит. Недаром это называют «кризисом», и это действительно сложный физиологический процесс. Сначала в детстве, потом подростком. В нашем случае — это переход в средний возраст женщины.
Насколько в Вашей сегодняшней постановке Вам важен быт, детали, предметы? Как решается сценическое пространство в этой работе?
Насколько мог, я полностью освободил пространство от интерьера, столов, стульев (они появятся лишь однажды), практически полностью убрал реквизит и какие-либо предметы. Свел все это к минимуму.
Единственное приспособление, доступное артисту — партнер. Тот, кто с ним рядом. Живет, дышит. Мне кажется, именно этим ключом, не отвлекая внимания зрителя, не пряча артиста за трюки и быт, — мы добьемся особой атмосферы тургеневской пьесы. Реалистичной и «про людей».
Как и в прежних премьерах в Комиссаржевке,(я всегда ищу новый подход), для меня подобный принцип работы не изведан и нов. Тем сложнее и интереснее. Через час репетиция, я готовлюсь к ней и крайне волнуюсь.
Какими принципами Вы руководствовались, отбирая актеров для новой постановки в Театре им.В.Ф.Комиссаржевской? С кем Вам комфортнее работать – с новыми лицами или уже проверенной командой?
Мне одинаково комфортно работается и с молодыми артистами труппы, и со стажерами и с мастерами. В ансамбле удалось достичь профессионального доверия между ребятами, поэтому мы сочиняем легко. Софья Большакова, Вася Гетманов, Журавин Анатолий — это уже наша третья работа в театре. Евгения Игумнова (исполнительница главной роли, Натальи Петровны) меня просто восхищает своей работоспособностью и профессионализмом. В каждой пробе она новая, разная. По 5/6 часов, не уходя с площадки. У нас с Женей связь и понимание еще с «Мюнхгаузена». Она очень крутая! Без лишней рефлексии. Очень рад, что мы с ней в таком тесном сотворчестве.
Как можно сформулировать Ваше «послание» зрителю в этой работе? Что Вы хотите сказать зрителю, каким должен быть «Ваш» зритель?
Путь к сердцу зрителя — дело не скорое, иногда конфликтное. Но парадокс в том, что ни в одном из театров (а работаю и ставлю я во многих театрах России), так активно не покидали зал на первых показах и одновременно не принимали с такой радостью в дальнейшем. Чаще всего полный зал. Удивительно, что зритель Комиссаржевки в конце концов принимает спектакль, и если полюбит, то уже не отпускает. Я иногда выхожу в фойе, общаюсь с публикой. Часто слышу: «пришли второй раз», или: «мы уже третий раз смотрим». Одна пара сказала о «Моей дорогой Helene»: «пришли в четвертый раз и придем еще». Или услышать в другом городе: «были у вас на спектакле в Питере, спасибо за Барона». Со зрителем театра Комиссаржевской у меня сложилась особая связь.
ЗАДАЧА НА ДОКАЗАТЕЛЬСТВО: «Месяц в деревне» режиссера Романа Габриа. Театр им.В.Ф.Комиссаржевской
Итак, дано: 1. «Месяц в деревне». Одна из лучших пьес русской драматургии, так и подмывает назвать ее самой чеховской пьесой, созданной не Чеховым и написанной в 1850 году за десять лет до рождения Антона Павловича другим великим русским писателем – Иваном Тургеневым.
- Роман Габриа – известный режиссер, пару лет проработавший в Европе, поставивший немало спектаклей по России и в Петербурге, а с 2019 года главреж Театра « Мастерская» Григория Козлова. Яркий представитель отечественного постдраматического театра.
- Театр им. В. Ф. Комиссаржевской. Один из столпов театрального ландшафта Петербурга, носящий звание «академический», с большой труппой, включающей в себя актеров разных поколений и, значит, и разных школ, мировоззрений и мироощущений. Но для режиссёра этот театр знаком, он здесь поставил уже два спектакля: «Моя дорогая Helene» и «Барон Мюнхгаузен».
Надо доказать: Из интервью с Габриа: 1. «Безделье и скука — это социальные обстоятельства. Данность».
- «Кризис форм и проявлений любви в семье, приехавшей в отпуск в Подмосковье… Из шкафов валятся скелеты, один за другим».
- «Человек ведь не всегда понимает и принимает то, что с ним происходит. Недаром это называют «кризисом», и это действительно сложный физиологический процесс».
Рассмотрим решение.
Безделье и скука как данность. Доказательство чего режиссер начинает с аскетизма сценографии: почти пустой планшет сцены с несколькими складными то ли креслами, то ли шезлонгами. А еще выдвигающийся на смену занавеса-задника, перекрывавшего половину глубины сценического пространства, стеклянный павильон: то ли веранда большого загородного дома, то ли обстановка телепрограммы «За стеклом». И в этой скупой декорации маются обитатели усадьбы. Богемствующий друг семьи хозяев дома Ракитин терзает свою виолончель, постоянно напоминая о чеховском звуке лопнувшей струны, предвестнике чего-то горестно неотвратимого. Дамы — свекровь и невестка Ислаевы принимают солнечные ванны и ведут пустые и рутинные беседы. Столь же рутинны и занятия хозяина дома — что на плотину сходить, что новую веялку осмотреть. И в течение двух третей первого действия Габриа создает убедительную атмосферу скуки, которая охватывает не только пространство сцены, но и зрительного зала. После чего, покончив с данностью, вплотную переходит к конфликтам и «скелетам в шкафу», каковых, то бишь скелетов, здесь предостаточно, и которые так и сыплются из старого шкафа тургеневской пьесы. И слова пьесы «все мы прекрасные люди» могут быть произнесены только с циничной иронией.
Итак, начнем с самой невинно- банальной «нелюбви» Анны Семёновны (Ольга Белявская) к жене сына, затем — далекая от тургеневской барышни, раскрепощённая в духе 21 века, Верочка (Екатерина Карманова), способная оценить и кольцо с бриллиантами, и выгоду замужества с престарелым влюбленным богачом. Есть еще семейный доктор Шпигельский (Георгий Корольчук), а по совместительству вымогатель и сводник. Отец семейства Аркадий Ислаев, тургеневский скромный добряк-помещик, здесь этакий современный респектабельный деловой человек (Александр Большаков), который в первом акте, как аргумент в дискуссии с нанятым им учителем, предъявляет физическую силу, а в конце второго акта так и вовсе убивает, ударив стрелой в основание черепа своего бывшего близкого друга Ракитина. (Привет от Антона Павловича Чехова с его ружьем: острие этой стрелы Коли очень заинтересовало в начале первого акта его бабушку и маму). Ну и, конечно, главный скелет — совсем не платоническая любовь Ракитина (Владимир Крылов) и Натальи Петровны (Евгения Игумнова), плодом которой и является Коля Ислаев. Ну просто какое-то английское поместье, полное привидений и шкафов с вываливающимися тайнами. Кстати, за привидение вполне сойдет некий рогатый и полумохнатый то ли Фавн, то ли леший, то ли просто « Зов Природы», с которым водит дружбу младший Ислаев и который является в сновидениях Наталье Петровне.
Но пора перейти к тому, что Габрия назвал «кризисом» и сложным физиологическим процессом». Впервые это проявляется в конце первого акта неожиданным ярким фарсом, умело разыгранным ветеранами театра Георгием Корольчуком и Анатолием Журавиным. Неожиданным в самом прямом смысле этого слова, поскольку после длинной экспозиции, посвященной скуке и безделью в доме Ислаевых, такой резкий переход к почти клоунаде с появлением нового персонажа- престарелого жениха Большинцова в инвалидной коляске, ошеломляет и радует публику. Но еще неожиданней переход, когда этот буффонный женишок, только что существовавший как марионетка в руках ушлого Шпигельского, вдруг под звуки «Утра туманного» встает с коляски и начинает беззвучно подпевать Козловскому. Сначала это воспринимается как пародия, но незаметно к концу романса кажется, что Большинцов сам поет: «Многое вспомнишь родное далекое», поет искренне и прочувствованно. И невольно становится жаль этого дедулю, которому, похоже, и нечего вспомнить из «далекого». А несбывшееся манит в виде любви к юной девушке. Вот такой кризис пожилого возраста, физиологически проявляющийся по принципу «седина в бороду, бес в ребро». Вот так с периферийного персонажа Габриа движется к центру в решении основной темы своей поставки, по пути пунктирно обозначая кризис среднего возраста и у Ракитина, и у Ислаева. Но, конечно, главным носителем этого кризиса является Наталья Петровна с её разгорающейся страстью к учителю сына Беляеву (Семён Авралёв). Молодой студент явно вносит свежую струю в устоявшуюся жизнь поместья вместе со своей дыхательной практикой и достаточно критическим, чтобы не сказать нигилистическим, взглядом на мироустройство. Хотя это значительно меньше волнует госпожу Ислаеву, чем сверкание юношеского полуобнажённого тела и молодая энергетика, исходящая от него, которой так хочется подзарядиться в отчаянной попытке удержать «уходящую молодость». Попытка, перерастающая в одержимость, для которой нет препятствий: ни муж, ни утомивший любовник, ни сын, есть, правда, помеха — юная Верочка, но легко и бесцеремонно устранимая. Не важно, когда и как: можно ввинтиться между молодыми телами во время их динамичного и страстного танца, демонстрируя предмету своего вожделения собственную страсть и возбуждение, а можно просто выдать 17-летнюю девушку за престарелого соседа, с глаз долой. А затем подальше с глаз можно отправить, после допуска к вожделенному телу, и само тело, поставив точку в этом «сложном физиологическом процессе». И тут, наконец-то, можно и о сыне вспомнить, но вот незадача: он куда-то запропастился, возможно, ушел с рогатым другом подальше от всего этого на природу: в леса и долы. И никто не слышит ее крики: «А где Коля?», ни сам Коля, и никто из домочадцев.
Вот такая задачка на доказательство, где сакраментальное «Что и требовалось доказать» произносит или не произносит зритель после окончания спектакля.
Елена Блох, член жюри общества «Театрал»
Месяц в террариуме
30.03.2024
Для своей новой постановки в театре им. В.Ф. Комиссаржевской Роман Габриа взял пьесу Тургенева “Месяц в деревне” (премьера – 25 марта), этакий любовный четырёхугольник, который развивается на фоне усадебной жизни. Автор пьесы обозначил это произведение как комедию.
Тургеневские барышни смотрят с портретов, которые мелькают на экранах. На сцене расставлены деревянные шезлонги и сидит полуобнажённый юноша в позе лотоса, тёмные очки закрывают его глаза. Звучит приглушённый звук и парень начинает протяжно на манер народных песен петь “Туман” группы “Сектор газа”. Вот такой зачин придумал режиссёр перед началом действия. Позже юноша Беляев (Василий Гетманов) уточнит, что это были утренние аффирмации. Экраны показывают лесные заросли — деревья, обвитые мхом и лианами, папоротник, заросли кустарников. Создаётся полное ощущение жаркого, душного лета с влагой, висящей в воздухе. Жужжат насекомые, вдалеке слышится голос кукушки.
Выходят герои и рассаживаются по шезлонгам. Ракитин (Владимир Крылов) упражняется в игре на виолончели. Наталья Петровна (Евгения Игумнова) томно лежит на солнышке. Единственное движение здесь происходит только от мальчика Коли (Клим Скоробогатов) и суетного нового учителя мальчика. Ведутся обыденные разговоры, ах, как всем лениво жить. Где-то в глубине сцены прокрадывается, оглядываясь по сторонам, Фавн с оленьими рогами. Дух леса или самой природы, которая смотрит на творение человеческое среди своего леса. Появляется воспитанница Верочка (София Большакова) – современная юная девушка, отнюдь не романтичная, а протестная натура в модной шляпе. Поднимается занавес и на сцене обнажается стеклянная конструкция, которая раньше была скрыта. И тут же актёры занимают в ней места. Что это? Современный скандинавский дизайн усадьбы? Террариум, в котором герои занимают статичные позы, как ящерицы под светом тёплой лампы. Кто из них ядовитый? Кто маскируется, а кто будет съеден? А, может, это вовсе витрина экспозиции зоологического музея, где мы видим виды редких животных и фауну родного края. Возле стеклянных стен мальчик Коля играет с радиоуправляемым ёжиком.
Любовь, которая, казалось бы, должна занимать героев, здесь отсутствует в явном виде. Муж Натальи Аркадий (Александр Большаков) – человек дела, жену любит, но каким-то обыденным фоном. Что вполне укладывается в его стиль жизни. Ракитин (Владимир Крылов) – богемный оригинал, больше друг, чем поклонник Натальи Петровны, его любовь отболела и прошла. Лишь иногда в порыве ревности он откидывает прядь волос и отправляется упражняться на виолончели. Беляев оказывается выше любви, как Петя Трофимов из “Вишнёвого сада”. Главная героиня же ощущает вспышку страсти и влюблённости, а отнюдь не первую любовь. Её меланхолия видится как переживание кризиса личности, который находит исход в увлечении молодостью. Ей хочется быть молодой, поэтому она зажигательно танцует с учителем под “Life is Life”, отдаваясь моменту. Наталья учится холотропному дыханию и утренним аффирмациям. Она прячется от настоящих проблем и жизни в эту выдуманную любовь. “Наташа, ты слышишь?” – будут спрашивать её близкие в момент принятия ответственного решения.
На сцене запускают огромного разноцветного змея, похожего на ската. И, кажется, вот-вот, обитатели усадьбы стряхнут с себя дремоту “волшебного леса”. Возникает предчувствие, что дальше мы увидим человеческие трагедии, но такого не происходит. Всё будто снова возвращается на исходное место, и внешне только уйдет цвет из жизни. На экранах транслируется чёрно-белый лес, с перебивками портретов героев. Пространство становится похожим на пещеру, а воздушный змей прозрачным пузырём висит над сценой, запускаемый героями.
Страшная по своей сути история сватовства соседа Большинцова (Анатолий Горин), пенсионера в коляске, к юной Верочке выведена фарсом. Здесь Большинцов – не последний человек, из поколения бывших партийных работников. Любит он всё красивое, но очень давно не произносил слов любви. Зато он может говорить словами “колец с бриллиантами”. Сватать и наставлять его берётся доктор Шпигельский (Георгий Корольчук), алчный и хитрый, похожий на престарелого модельера. Он отлично доводит дело до “счастливого конца”. Ситуация неравного брака высмеивается режиссёром отчётливо, весь комизм её доведён до максимума. И это позволяет передохнуть от философских споров других героев.
В пьесе мало поворотов событий, всё действие происходит в разговорах от столкновения точек зрения на основные жизненные понятия — любовь, дело в жизни, свобода, семья. Режиссёр очерчивает различия поколений в этих моментах, сталкивая их в яростных спорах, пытаясь исследовать момент понимания и отторжения между ними. Поколение 60-летних, поколение 40-летних, поколение 25-летних и поколение 17-летних: все они осмыслены режиссёром и представлены в этой постановке. А каким же будет новое поколение? Роман Габриа не берётся предположить, ведь в конце спектакля Колю из террариума уводит загадочный Фавн. И только Наталья Петровна надрывно кричит: “Где Коля? Где Коля?”. Ждёт ли нас новое потерянное поколение?
Текст: Наталья Яковлева
ЛЮБОВЬ КАК СТИХИЯ
Людмила СОЛОВЬЕВА
Роман Габриа поставил в Театре спектакль по мотивам пьесы Ивана в деревне» (12+).
Авторский сюжет, в общем и целом, сохранен. Герои ищут выход из любовного многоугольника. Или даже многогранника. Однако действие перенесено во времени на сто с лишним лет вперед. Персонажи одеты экстравагантно, но очевидно в духе дня сегодняшнего. Сын главной героини Коля играет с радиоуправляемым ежом. Его учитель Беляев, из-за приезда которого вспыхивают страсти в тихом поместье, практикует медитацию и холотропное дыхание. И уже неудивительно, что со сцены звучат песня «Туман- группы «Сектор Газа» и хит конца XX столетия — Live Is Lite. А текст Тургенева дополнен воспоминаниями о концерте рок-группы и оборотами, характерными для дня сегодняшнего: «Да ладно!», «Фигушки вам!» и прочее.
«Наш спектакль — скорее отклик сюжетом на день сегодняшний, на его энергии. Рефлексия о себе», — говорит Роман Габриа. Соответственно, тургеневских барышень в этом спектакле можно увидеть только на экране, где демонстрируются импрессионистические портреты молодых дам. Воспитанница же главной героини Натальи Петровны {в этой роли Евгения Игумнова) 17-летняя Верочка (София Большакова) превратилась в трудного подростка, протестующего против всех и вся и настроенного отнюдь не сентиментально.
Дальше — больше. Влюбленный в Наталью Петровну друг семейства Ракитин обернулся богемным музыкантом. «Интересная история: мне сон приснился, что Раки-тин играет на виолончели — картинка, — рассказывает режиссер. — Я пришел на одну из репетиций, тихонько предложил: а что если Ракитин у нас будет играть на виолончели?». Оказалось, исполнитель роли Владимир Крылов действительно владеет этим инструментом. «В результате виолончель стала решением целого образа. И даже финала спектакля».
Впрочем, начнем с начала. В поместье, где проводят лето Наталья Петровна и ее муж Аркадий Сергеевич (Александр Большаков), приезжает молодой учитель русского языка (Василий Гетманов) — непосредственный, деятельный, азартный. Он ухитряется смутить покой всех дам, сам того не заметив. Да и когда ему размышлять о чувствах? Он то запускает огромного змея, то мастерит для Коли лук и стрелы… Часть эпизодических персонажей пьесы из постановки выведена, все внимание сконцентрировано на главных. Вот только вместо нежных, нюансированных (тургеневских) чувств на них обрушивается любовь огромная, неуправляемая. У Тургенева о чем-то подобном ближе к финалу говорит Ракитин: «Всякая любовь счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда отдаешься ей весь». Габриа смещает
акцент, он ставит не про бедствие, а про стихию, которая не бывает плохой или хорошей. Недаром по сцене разгуливает козлоногий Фавн — тот, что в античных мифах предсказывает будущее, преследует нимф и вселяет «панический страх».
«Двигатель, на который мы опираемся, — самосознание Натальи Петровны, глубоко переживающей процесс личного перерождения», — говорит режиссер. Вместо впервые полюбившей взрослеющей женщины мы видим человека, заглянувшего в свое подсознание, в тот самый древний миф. Реальность для героини постепенно сливается со сном, сценическое пространство становится чем-то вроде опушки темного, зачарованного леса. Муж Аркадий слишком прозаичен на фоне пробудившихся в Наталье Петровне страстей, Ракитин — слишком благонравен. И лишь в молодом учителе сына она видит источник новой жизни, второй молодости. Но и тот не причина, а повод для перемен, которые в ней происходят и с которыми она не справляется.
Но главное достоинство нового спектакля Романа Габриа — в его многослойности. Посмотрев эту постановку, можно задуматься отом, как опасны чрезмерные чувства, или о конфликте поколений, или о неумении людей слышать Друг друга…
А сам режиссер говорит: «Никакого специального послания в нашем спектакле нет: любить тех, кто рядом; быть внимательным друг к другу; преодолевать себя; оставаться во всех жизненных ситуациях человеком..».
Лето в один день: спектакль «Месяц в деревне» в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской
В Театре им. В.Ф. Комиссаржевской прошли премьерные показы спектакля «Месяц в деревне» по мотивам одноимённой пьесы И.С. Тургенева. Горбилет делится своими мыслями о новой постановке режиссёра Романа Габриа.
Похожий на стук сердца гул надвигается из глубины театра, прерывая немой этюд-аперитив с участием молодого человека, спасающегося от жары. На голом, совсем не театральном пространстве сцены появляются лики природы. Задник рисует натуральные текстуры, в которых видятся силуэты огромных листьев, ландшафт пещеры или изрытая засухой почва. Невыносимое пекло диктует свой дресс-код. Все главные герои предстают перед залом в солнцезащитных очках, их глаза зритель не увидит на протяжении всей экспозиции.
Пространство сцены освобождено от визуального шума. Чёрные колонны-трубы с экранами, транслирующими аскетичные фото редколесья, заменяют пышный подмосковный сад. Вместо усадьбы – мобильный стеклянный модуль, похожий на аквариум или теплицу. Прозрачные перегородки, лищающие какой-либо частности и интимности, диссонируют с глухотой стен их обитателей, словно пытающихся отгородиться от всех остальных. «Я ничего не слышу», – постоянно выкрикивает главная героиня Наталья Петровна (з.а. России Евгения Игумнова).
Режиссёр Роман Габриа, как тургеневский нигилист, отказывается от всего ненужного. Можно вспомнить случаи, когда одежда сцены была нивелирована им до кирпичной стены здания театра. Базаровский трафарет накладывает режиссёр и на образ студента Беляева (Василий Гетманов). Отдавая дань первой редакции пьесы, которая так и называлась «Студент», где на первый план выходил социальный конфликт, Габриа вкладывает в уста Беляева и Ислаева знаменитый спор «отцов и детей». Сталкивая двух мужчин, перемолвившихся лишь парой слов в тексте пьесы, режиссёр осложняет любовный конфликт и выводит из тени персонажа Ислаева (з.а. России Александр Большаков).
Проблема отцов и детей подсвечена в спектакле и с другой стороны. Сын Ислаевых Коля (Клим Скоробогатов), чья линия у Тургенева не была особо прописана, олицетворяет собой ненужного ребёнка неповзрослевших родителей. Его судьба выведена в отдельный, почти бессловесный, сюжет. Если в первоисточнике Коля проносится сквозь сцены непосредственным бегом ребёнка, который вынужден вместо запускания змея заниматься языками и музыкой, в постановке Габриа Коля остаётся всё время на фоне, и тем очевиднее становится его неприкаянность. В какой-то момент его образ выведен на первый план, буквально на авансцену, но он всё так же остаётся в слепой зоне для своих родителей. Как и у многих детей его одиночество находит выход в обретении воображаемого друга – воображаемого врага его матери. Козлоногое существо-проводник манит мальчика в потусторонний мир. Несмотря на демонстрируемую приручённость Фавна/Пана, ощущение тревоги от его инфернального контакта с уязвимым ребёнком не проходит.
Вообще, образ Пана, включающегося в действие с первых минут, не сразу обретает ясное функциональное объяснение. Близость дикой природы и разворачивающиеся человеческие страсти, конечно, дают повод появиться этому существу среди тургеневских персонажей. Сцена вторжения фавна-инкуба в сон Натальи Петровны, в которой всё сильнее разгорается страсть к Беляеву и ревность к Вере, только подчёркивает его демоническую природу. Серенький козлик-жертва из безобидной песенки доктора Шпигельского, сам становится угрозой. Пан исполняет своё предназначение и вселяет сильный страх – панику – в раздражённый ум Натальи Петровны, которая вспоминает о сыне, когда любовные переживания окончательно выводят её из душевного равновесия. Словно сотней эхо звучат выкрики «А где Коля?» измученной женщины, которую теперь не слышат другие.
«Месяц в деревне» сжимается в постановке Романа Габриа до одного дня, жаркого летнего дня. И если персонажам тургеневской пьесы даётся возможность остыть между действиями, то единственной разрядкой героев в новой постановке становятся дыхательные практики Беляева – носителя веяний нового поколения. Инаковость мышления и новый взгляд на мир демонстрирует вечный студент еще в самом начале спектакля. Мельком упомянутое Тургеневым в конце I действия пение Беляева у пруда, разворачивается в целый музыкальный пролог. Звенящий голос разливается по всему залу и погружает публику в некий творческий транс.
Говоря о звуковом оформлении (Олег Гудачёв), хочется отметить, что спектакль получился очень музыкальным. Кроме Беляева позже со сцены будет петь и молодая Верочка (Софья Большакова). А запускание огромного воздушного змея под песню Live is Life группы Opus станет кульминацией I акта. Это, пожалуй, самый яркий и настоящий момент всего спектакля. Герои отдаются музыкально-танцевальному экстазу и резвятся, как дети. Мотив песни будет еще не раз появляться во II-м акте, став символом внутреннего освобождения.
Второй акт резко контрастирует по настроению с первым. Все герои меняют одежду на чёрную, словно ожидая публичных похорон Ракитина (Владимир Крылов). В его руки отдаётся другой источник звука. Натянутость струн и нервное перебирание пальцев по грифу виолончели ясно показывает внутреннюю неудовлетворённость друга семьи Ислаевых. Вечерний концерт позже станет и исповедью этого персонажа, и точкой развязки одного из любовных треугольников. Изливание души, начавшееся с Виолончельной сюиты Баха, превратится в лебединую песню героя. Масштаб урона, который косвенно нанёс приезд молодого студента жизни Ракитина, доведён до предела. Если Тургенев ограничивается линией всеобщего отъезда, то режиссёр решает воспользоваться законом чеховского театра: мастерски сделанная Беляевым игрушка – лук со стрелами – становится фатальной стрелой Амура для Ракитина. Ружьё выстреливает. Предсмертный монолог Ракитина о бедствиях любви рифмуется с образом изношенного смычка: «Всякая любовь, счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаёшься весь…. Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце».
Отождествление любви и бедствия сохранено согласно тургеневской пьесе. Почти в точности взяты реплики персонажей, говорящих о любви как о болезни:
— «Ты влюблена, несчастная! Как это сделалось… не знаю. Словно мне яду дали» (Наталья Петровна)
— «Я словно чуму занес в этот дом» (Беляев)
— «Вы узнаете, что значит принадлежать юбке, что значит быть порабощённым, заражённым <…> Как больной жаждет здоровья, вы будете жаждать покоя, самого бессмысленного, самого пошлого покоя» (Ракитин)
Любовь для дома Ислаевых разрушительна, не созидательна, и совсем не привлекательна. Состояние влюблённости становится лишь полем для иронии и подсмеивания, импульсом для смеха. Кроме глупого поведения Натальи Петровны, свойственного влюблённому человеку, комический элемент сопровождает и появление соседа Большинцова (з.а. России Анатолий Горин). Беспомощность тургеневского Афанасия Ивановича в любовных делах доведена до абсурда. Словно марионетка в руках доктора Шпигельского (н.а. России Георгий Корольчук), Большинцов уморительно маневрирует между образом важного начальника и немощного старика, которого действительно страшно представить рядом с маленькой Верочкой. И хотя сама девушка не смеётся в спектакле, в отличие от рассмеявшейся на предложение старого соседа «книжной» героини, её смех слышен в эмоциях зала.
Фото: Олег Стефанцов / Театр им. В.Ф. Комиссаржевской
Сцену подготовки к предложению Большинцова можно отметить особой магией между двумя актёрами, чьи персонажи выхватывают внимание зрителей. Динамика игры сопровождается комическими отступлениями и взаимодействием с публикой. Доктор Шпигельский в total black, словно Мефистофиль, нашёптывает своему другу подбадривающие слова и готовит к неравной сделке. Сцена протекает естественно и рождается сама по себе.
Роман Габриа (главный режиссёр театра «Мастерская») не раз акцентировал внимание на своём принципе работы над театральными проектами. Придерживаясь этюдного метода, режиссёр настаивает на рождении спектакля между самими артистами, а не в голове одного человека-автора. Следование импульсу и открытость парадоксальным решениям в развитии сюжета накладывает отпечаток и на реакцию публики во время самого спектакля. Зная тургеневский текст или не зная его вовсе, зрителю будет сложно предсказать, кусочки какой мозаики встанут в общее полотно постановки.
«Месяц в деревне» Тургенева стал блокбастером
В Театре Комиссаржевской переосмыслили классику XIX века — пьесу Тургенева «Месяц в деревне».Предоставлено пресс-службой театра \ фотограф: Олег Стуфанцов
О чём спектакль
Привычные у Тургенева темы — романтическая любовь и конфликт поколений — получили новое прочтение в исполнении режиссёра Романа Габриа. По сюжету скучающая барыня Наталья Петровна (заслуженная артистка РФ Евгения Игумнова) незаметно для себя влюбляется в молодого учителя своего сына Коли, и это чувство осложняет её отношения с семнадцатилетней воспитанницей Верой, также неравнодушной к педагогу. Как это часто бывает у Тургенева, история не ограничивается любовным треугольником. Ведь у красавицы-барыни уже имеются и муж Аркадий Сергеевич, и воздыхатель Мишель Ракитин, а к Вере сватается старый и богатый жених. Все эти люди дружно и продолжительно страдают, пытаясь сначала понять себя, а потом побороть свои чувства. Финал действия по версии Романа Габриа вызвал бы немалое удивление у Тургенева, поэтому читать пьесу перед походом в театр не рекомендуется. Недаром в анонсе зрителя честно предупреждают, что спектакль поставлен «по мотивам» классической пьесы.
В чём особенность
Из-за обилия сюжетных линий, статичных диалогов и персонажей пьеса считалась непростой в постановке. Сам Тургенев признавал, что для сцены она не годится, но это не стало препятствием для Романа Габриа. Для развлечения зрителей режиссёр использовал весь арсенал новейших театральных средств: и цифровые проекции, и дым, и современную музыку, и сцену-трансформер, и даже загадочных персонажей, о существовании которых Тургенев мог только мечтать. Так, на сцене периодически появляется полуобнажённый фавн, вероятно, символизирующий природную, глубинную, страстную натуру героев. Действие происходит вроде бы в наше время, а вроде бы и нет — некоторые герои пользуются мобильными телефонами, другие же восхищённо смотрят за сценой на веялку.
Тургенев определял жанр своей пьесы как комедию, поэтому многое в постановке рассчитано на то, чтобы вызвать смех у зрителей. Апофеоз смешного, по замыслу режиссёра, заключается в персонаже старого и богатого жениха Веры. В оригинале пьесы он непроходимо глуп и говорит «грыбы» вместо «грибы», а в постановке Комиссаржевки этот же самый сосед Большинцов (заслуженный артист РФ Анатолий Горин) почему-то сидит в инвалидной коляске. Возможно, таким образом режиссёр хочет подчеркнуть его немощь и создать контраст с молодой невестой. Трюк срабатывает, зрительный зал отзывается сдержанным смехом, переходящим в хохот, когда человек в инвалидном кресле на все лады повторяет, что не имел ранее сношений с женщинами (для справки: во времена Тургенева слово «сношения» обозначало просто «отношения» и не имело современного подтекста).
Впечатления обычного зрителя
Первый акт, в котором герои много говорят, сидя в больших стеклянных шкафах или лежа на шезлонгах на авансцене, дался сложнее, чем второй. К началу третьего часа стало больше динамики и музыки, действие заметно оживилось, но требуемой замыслом Тургенева «химии» между молодым учителем (Василий Гетманов), Натальей Петровной (Евгения Игумнова) и Верой (София Большакова) так и не появилось. Предполагаемая сексуальность педагога выражалась в том, что он периодически ходил с голым торсом, впрочем, не привлекая при этом ни одну из женщин, которые, казалось, страдали совершенно автономно. Самой сильной сценой спектакля неожиданно стал финальный монолог Ракитина (Владимир Крылов), задуманный в форме концерта и сопровождаемый рваной и пронзительной игрой Ракитина на виолончели. Именно ради этой сцены, которая держит зрительское внимание от первой до последней секунды, стоит сходить на «Месяц в деревне». И ещё, конечно, для того, чтобы насладиться красотой старинного здания Комиссаржевки и проникнуться сохранившейся практически в первозданном виде атмосферой классического драматического театра.
Анна Сирота
Е.Рыбас. Сука любовь/ о спектакле «Месяц в деревне»// Петербургский театрал, №2 (49) апрель-май 2024
СУКА ЛЮБОВЬ
«Месяц в деревне» Романа Габриа в Театре им. В. Ф. комиссаржевской
Текст: Екатерина Рыбас / Фото: Олег Стефанцов
О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк.
(Б. Пастернак. О свойствах страсти).
Всякая любовь, счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь.
(И. Тургенев. «Месяц в деревне»).
Спектакли Романа Габриа похожи на причудливые сны: их странные, выламывающиеся из заданных сюжетных конструкций сценические миры, подчиняясь внутренней логике художника, живут по законам фантазии, вбирают в себя широкие мотивы и смыслы.
Каждый новый спектакль Габриа — это поиск. Его всерьез занимают эстетика кино и приемы кинофикации театра, эксперименты с формой, с условным и жизнеподобным в искусстве. Выработка собственного театрального языка и стиля — важнейший этап профессионального взросления, переход в новое качество.
Сегодня мы наблюдаем, как складывается его творческая команда. Интересно, что происходит это не в театре «Мастерская», где Габриа значится главным режиссером и где работают его учителя и однокурсники. Неожиданно он обрел единомышленников в Театре им. В. Ф. Комиссаржевской, давно живущем без внятной художественной программы. Здесь сложился и тандем с художником Анваром Гумаровым: концептуальность его художественных миров в сочетании с эффектностью, изысканным эстетизмом уравновешивают внутреннюю экспрессию спектаклей Габриа, сообщают им широкое дыхание. На сегодняшний день режиссер поставил в этом театре три больших спектакля: «Моя дорогая Helen», «Барон Мюнхгаузен» и «Месяц в деревне» — своего рода триптих, объединенный не именем драматурга или темой, но творческой командой единомышленников.
На первый взгляд декорация «Месяца в деревне» воплощает образ тихой и богатой загородной жизни: шезлонги, дом со стеклянными стенами, красивые наряды, которые Наталья Петровна бесконечно меняет. Но над всем этим иллюзорным «эпическим покоем дворянской жизни» (Станиславский) вдруг нависает огромное, во весь задник, жутковатое видение: то ли скала, то ли пещера, то ли гигантское корневище переплетенных деревьев, а может быть — смятая постель. Вместо Колиного воздушного змея сцену заполняет гигантский дракон. Габриа идет вглубь, в бессознательное, его интересует то, что подспудно управляет нашими эмоциями, поступками, снами. Спектакль затягивает в ирреальное, в темные, архаические глубины, чтобы, однажды вынырнув, остро почувствовать свинцовую тяжесть одиночества всех действующих лиц этой драмы. Жизнь есть боль — эта максима остается острым послевкусием спектакля.
Покой здесь мнимый, но тщательно оберегаемый; ширма, скрывающая множество тайн, вытесненных желаний, личной неудовлетворенности, застарелых травм, которые нельзя тревожить. Здесь все несчастны. Все что-то замалчивают. Самый разговорчивый — доктор Шпигельский. Георгий Корольчук играет его плутом и пройдохой, проворачивающим свои делишки с необыкновенной легкостью. Он балагурит, разносит сплетни, устраивает браки и способен договориться с кем угодно и о чем угодно. Философия его проста: научись притворяться, перестань рефлексировать — и жизнь наладится.
Как и в других своих спектаклях, Габриа заново конструирует текст, сочиняя собственную историю, опуская множество важных для Тургенева подробностей и неизбежно разрушая тонкую психологическую вязь пьесы. Так, например, полностью снята тема любви Верочки к Беляеву. Нет и долгих объяснений с Натальей Петровной. Верочка Софии Большаковой — плоть от плоти этого дома, привычного к насилию. Степень ее нравственной вывихнутости показана через престарелого жениха Большинцова. В спектакле он не просто ей в деды годится (этим и правда никого не удивишь). Большинцов тут настоящий паралитик, передвигающийся в инвалидном кресле (эту роль в два состава играют Анатолий Горин и Анатолий Журавин). Но человек значительный и важный, при должности, решающий серьезные вопросы тут же, по телефону, без шума и пыли. Первоначальное непонимание Верой причин его появления снято дорогим подарком — кольцом с огромным камнем, за которое Большинцов «три тысячи отдал».
Главная героиня здесь — безусловно, Наталья Петровна Ислаева. Месяц в деревне — это пограничная ситуация, момент тяжелейшего жизненного и духовного перелома. Само существование Натальи Петровны в холодном, тщательно сконструированном мире внешнего благополучия и материального достатка усадебной жизни вдруг дает трещину, нарушает зыбкое равновесие всего домашнего уклада.
Ее муж, брутальный Ислаев (Александр Большаков), — скрытый агрессор, явно привыкший решать вопросы силой. С помощью силы он расправляется не только с домочадцами, но и с соперниками. В его доме все предпочитают казаться, а не быть. На любые проявления чувств наложено табу. Ракитин, которого тонко и точно играет Владимир Крылов, здесь «слабое звено». Выглядит он как забитый, опустившийся представитель богемы: мешковатая одежда, свисающая на глаза челка, виолончель. Тщательно, но не слишком умело Ракитин скрывает свою болезненную любовь к Наталье Петровне под маской нелепого неудачника. Чувства его прорвутся в самом финале душераздирающей тирадой: «Сколько жгучей ненависти таится под самой пламенной любовью! Принадлежать юбке, быть порабощенным, зараженным… Как томительно это рабство!» Этот внезапный душевный эксгибиционизм даром ему не пройдет: Ислаев буквально реализует метафору «стрелы Купидона» и неожиданно вонзит в Ракитина стрелу, забытую сыном Колей, чтобы разом покончить с соперником.
К Наталье Петровне любовь приходит как наваждение. Как болезненная гибельная фантазия, галлюцинация, бред. «Ощущение, будто выпила яд», — несколько раз произносит героиня Евгении Игумновой, не понимая, что с ней, в чем причина ее странного состояния.
Она одержима Беляевым, как бесом. Точнее, это фавн, или Пан — лесной бог с козлиными ногами, рогами и длинной бородой. Его мать, нимфа, обратилась в бегство, увидев, какое чудище родила. Он несчастен в любви: гоняется по лесу за нимфами, но ни одна не отвечает ему взаимностью. Иногда Пан развлекается тем, что преследует женщин во снах. В спектакле этот мифологический персонаж не раз возникает на сцене как видение Натальи Петровны, материализация ее скрытых желаний, образ ее одержимости. Сам Беляев (Василий Гетманов) — юноша, пышущий здоровьем, как физическим, так и душевным, — никакой рефлексией не страдает. С природой он на одной волне, достигает равновесия с помощью духовных практик и психотерапевтического приема «холотропное дыхание». Страдания хозяйки ему непонятны и чужды. Ислаев, привычно избавляющийся от проблем с помощью насилия, сильно его избивает, и он быстро исчезает, оставив на произвол судьбы вверенного ему мальчика Колю.
Любовь здесь — мучительная, разрушительная стихия, страшное наваждение, помутнение рассудка, ведущее к трагедии, всеобщему несчастью. Расплата ждет и Наталью Петровну: она наказана страшной потерей. Постепенно границы реальности окончательно размываются, исчезает ее брошенный всеми сын, которого фавн то ли во сне, то ли наяву уводит за собой в лесные топи. «Коля! Где ты?» — звучит в финале ее душераздирающий крик.
Дальше — тишина.
В шезлонге с Наташей: Театр имени Комиссаржевской пригласил провести «Месяц в деревне»
Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург
13.05.2024
Бесконтрольное, чрезмерное дуракаваляние и медитативная праздность под солнцем могут дурно сказаться на психическом здоровье и нравственности. Именно об этом, кажется, писал Тургенев, и режиссер Роман Габриа с ним полностью согласен.
«Месяц в деревне» в тургеневском наследии что бельмо на глазу. Несчастливая история комедии давно стала общим местом. Цензуре она не угодила, будучи вследствие того отправленной в печатное забвение на пять лет, а сцена обратилась к сюжету и вовсе спустя два десятилетия. Когда же «Месяц» все же поставили в Малом театре, то на достоинства самой пьесы критики обратили мало внимания, сосредоточившись на таланте звезды Императорских театров Екатерины Васильевой, для которой появление в роли Натальи Петровны Ислаевой было бенефисным. После сочинение высоко оценили, а спустя десятилетия и даже века назвали (как по мне — без всяких оснований) вполне чеховским по стилистике произведением, пусть и написанным за двадцать два года до рождения самого Антона Павловича. Сам же Тургенев после создания «Месяца в деревне» вернулся к драматургическому жанру единожды — в 1851-м написал «Провинциалку» и все: дальше на его ниве произрастали романы да повести. Сослагательного наклонения не знает не только история, но и искусство. Будь у «Месяца» судьба полегче, может, русская литература гордилась бы в качестве драматурга мирового значения не одним Чеховым.
Постановку Романа Габриа в Театре имени Комиссаржевской тоже можно назвать бенефисом: премьера стала подарком к юбилею одной из самых необычных петербургских актрис Евгении Игумновой. Дело даже не в экзотическом происхождении и внешности звезды. Артистка существует в специфической и парадоксальной эстетике, сочетая в своих героинях мало совместимое. Такова, например, ее Баронесса из «Барона Мюнхгаузена» с ненатужным, самим собой разумеющимся коварством в ясном уверенном взоре и увещевающих интонациях. И в нынешней Наталье Петровне Игумнова мастерски взбалтывает пряным коктейлем взбалмошную циничность, млеющую расчетливость и вполне аморальную пристойность. Но про героиню позже — сейчас же взглянем на подмостки, пока действие еще не совсем началось.
И мы видим уже виденное: режиссер использует тот же прием, что и в своей предыдущей работе в Театре имени Комиссаржевской. «Барон Мюнхгаузен», еще когда публика рассаживается в зале, начинается с длительной мизансцены, в которой главный герой восседает на половине коня и выполняет некие пассы саблей или шпагой — уже не помню точно. В «Месяце в деревне» почти то же самое — актер Семен Авралев в образе студента Беляева сидит в йогической позе и долго осознанно дышит, видимо, прочищая чакры или трансформируя жизненную энергию. К чему бы? Дальше становится понятным: весь этот ЗОЖ вставили неспроста.
Здесь стоит напомнить, что Роман Габриа из тех творцов, что щедро вносят особое видение и коррективы в любую литературную основу своих спектаклей. И чем хрестоматийнее текст, тем больших сюрпризов следует ожидать. Накануне премьеры Евгения Игумнова выступила по телевидению и среди прочего отметила бытующее мнение о пьесе как о затянутой и скучной, рассказала, что режиссер постарался сделать ее актуальной для сегодняшнего дня и что сочинение Тургенева «безусловно, дает пищу для фантазий».
Думаю, все эти предуведомления излишни. Глупо предъявлять претензии создателям за то, что они трансформируют классические каноны, адаптируя к современному восприятию по сути литературные памятники. Например, Вера Глаголева сняла свой прекрасный фильм «Две женщины», к слову, с еще одной прекрасной актрисой Театра имени Комиссаржевской Анной Вартаньян в роли Натальи Петровны — было бы замечательно проследить и сравнить работу актрис, выходи Вартаньян в очередь с Евгенией Игумновой. Так вот, в той киноленте акцент сделали на картинке, на умопомрачительных пейзажах, в которых бытовали персонажи, на выдающейся операторской работе и впечатляющей музыке. Добавим сюда участие кинозвезд — и от пресловутой скучности тургеневского слога не осталось и следа. Театр, конечно, не кино, но и здесь классиков можно как следует улучшить и переформатировать. Фантазии Романа Габриа пришлись зрителям по вкусу — судя по единичным пустующим креслам в зале и тому, что в антракте, насколько я смог заметить, никто не сбежал.
Итак, на сцене протекает невнятное, неопределенное время — не то чтобы полная современность, и тем более не Россия эпохи заката крепостного права. Перед нами образцовое dolche far niente, безделье не то, что сладкое — вялотекущее, сродни шизофрении, которой в постановке тоже в избытке. Деятелен, как и полагается по сюжету, исключительно супруг Натальи Петровны, Аркадий Сергеич Ислаев — актер Александр Большаков изобразил портрет брутального мужчины, чей тестостерон тратится впустую и не по назначению. И процесс зашел так далеко, что дело не ограничивается работой на плотине и манящими прогулками к новой веялке — будет и убийство, впрочем, может и не в реальности. Ибо, повторюсь, действие порой проистекает с серьезным уклоном в психиатрию с сопутствующими видениями.
Все же остальные персонажи — либо на незаслуженном отдыхе (слуг в спектакле нет, режиссер их сократил), либо делают вид, что чем-то заняты. Проныра-доктор Шпигельский (Георгий Корольчук) как-то что-то лечит. Мать Ислаева Анна Семеновна (Елена Симонова) вроде бы исполняет обязанности матери семейства и домоправительницы. Мыкается «дитя»-переросток Верочка — сочувствую актрисе Екатерине Кармановой, ее героиня и у Тургенева-то прописана не пришей корове хвост, а в спектакле она нужна разве что для раздражающего оппонирования Наталье Петровне, чтобы та эффектно подавала экстатически-возбужденные реплики. Студент Алексей Николаевич Беляев учит Колю наукам, а заодно Верочку и после Наталью Петровну («можно Наташа!» — замечает героиня) тому самому ЗОЖу с его осознанным дыханием, тем более чувственным, чем глубже персонажи погружаются в тантрические глюки. Коленька (совсем юный артист Клим Скоробогатов, большой молодец и умница) вызывает у зрителя искреннюю жалостливую эмоцию. Мальчик никому, абсолютно никому не нужен. Разве что учитель по долгу службы как-то развлечет ученика. То лук сделает (условно). То на спину корове вскочит. Еще с белочкой что-то оказалось связано. Само яркое из процесса обучения — запуск змея. Впрочем, их будет, кажется, два — и то скорее не для детского отвлечения, а для обозначения метафорического искушения Натальи Петровны. Так что из настоящей жизни у Николеньки — радиоуправляемый ежик да дружба с мифическим существом, Фавном, увлекающим под конец мальчика в лесную чащу. Маменьке остается, проспавшись в удобном шезлонге, только аукать.
Фавн, по сути, работает за Алексея Николаевича, пока тот отвлекается на мать. В поддержку этой теории зарыта пасхалка: именно Фавна и студента-учителя в очередь играют Семен Авралев и Василий Гетманов. Оба статные, вирильные, с голым торсом, если выражаться по-армейски. И тот и другой вызывают живой интерес Натальи Петровны (в случае с Фавном, к чести последнего, — лишь в видении). Всей душой опираясь на чистоту замысла и Тургенева, и Романа Габриа, горячо одобряю решение Ислаевой удалить студента от греха подальше — она ведь не такая. И оправдываю ее поведение. Ничегонеделанье, постылый муж, новый молодой мужчина, норовящий при первом удобном случае с абсолютной непринужденностью продемонстрировать свои рельефы – что ж вы хотите? Будь Наташа проще, не из аристократов, возможно и устояла бы в мыслях и случилось спасение – отвлеклась бы хоть на вязание, на летнюю консервацию, закатывала бы в банки огурцы. Но нет, благородным дамам, возлежащим в солнцезащитных очках и с бокалом в руке, положены иные сублимации. Да и солнце явно ударило — как на пляже. Лежишь себе, желаешь привычных курортных специалитетов в виде шашлычков из мидий и пахлавы медовой, а потом, когда окончательно припечет, – с головой в холодный омут, чтобы стряхнуть с себя одуряющее марево. Опомнишься — а где же ребенок, куда запропал в песочке? Вот приблизительно тем же весь спектакль занималась на сцене героиня Евгении Игумновой. Только вместо мидий и пахлавы ей хотелось устриц с шампанским. Но и арбузов тоже! Нет, точно, как на пляже.
Назвать бы отклик на спектакль более маняще, что-то типа «Шезлонг на троих», но не получается. Был же промеж Наташи, ее супруга и студента еще четвертый, друг семьи Ракитин. Играющего его Владимира Крылова режиссер оснастил нервно выдающейся прядью волос и виолончелью, из которой персонаж извлекает маловыносимые звуки, а потом еще дает «концерт». От всей этой музыки Ракитин и нехорошо кончает, не как у Тургенева. Неудивительно — достать своей любовью и одновременно занудством Наталью Петровну, своими откровениями ее супруга. Опять же — пиликанье на виолончели. У кого хочешь сдадут нервы.
Смотреть на всех этих бездельников и празднолюбцев очень смешно, подзаголовок «Месяца в деревне» про комедию обретает буквальность. Но самым веселым стало явление соседского помещика Большинцова, воздыхателя Верочки. В роли занят Анатолий Журавин, ставший наравне с Евгенией Игумновой точкой наибольшего притяжения внимания. Актерские приемы вроде бы нехитрые — рассекай себе по сцене на коляске с моторчиком, с комичными трудностями (не) закидывай нога за ногу, в туалет просись не вовремя, путай «баб» с «дамами» и пр. Но получился живой, понятный характер и, как ни ужасно, самый вменяемый в итоге и симпатичный персонаж в постановке.
Финальная деталь. Роман Габриа и в этом спектакле не обошелся без пытки крайне сомнительной музыкой. Я сейчас не про виолончель — если в «Бароне Мюнхгаузене» лейтмотивом стала попевка Ротару про «луну-луну», то в «Месяце» Наталья Петровна фрустрирует под не менее навязчивую и примитивную композицию из тех же восьмидесятых, «лайф из лайф». Не заглядывая в интернет, я даже вспомнил исполнителей кошмара — австрийскую группу «Опус». А ведь надеялся, что позабыл навсегда. И на поклоны артисты вышли под нее. Что-то мне подсказывает, что и в следующую работу мастер ввернет очередной музыкальный макабр — на фоне, конечно же, классического сюжета.
Фотографии предоставлены Театром им. Комиссаржевской.