16+
Женский Декамерон по мотивам романа Ю. Вознесенской
Режиссер – Роман Смирнов
Художник – Семен Пастух
Художник по костюмам — Ника Велегжанинова
Художник по свету — з.р. культуры России Евгений Ганзбург
Балетмейстер — Илона Занурова
Музыкальное оформление — Владимир Бычковский
Хормейстер — Екатерина Григорьева
Видео — Максим Зорин
Литературный консультант — Ольга Стрекаловская
Спектакль «Шизгара» — это воистину бенефис десяти актрис…
О чем могут говорить десять женщин, волею случая собранных вместе? Конечно же, о любви и ненависти, о ревности и предательстве, о страшных и прекрасных мгновениях, об испытаниях и умении выжить.
Спектакль «Шизгара» — это еще и дань памяти автору романа «Женский декамерон» Юлии Вознесенской, которая ушла из жизни в феврале 2015. Она окончила ЛГИТМиК, была активным деятелем в кругах неформального искусства, писала стихи, была осуждена за «антисоветскую пропаганду» и сослана из Ленинграда по политическим мотивам…Работала в Мюнхене на радио «Свобода», тогда же написала роман «Женский декамерон», где представила свое видение жизни советских женщин, наивных, верящих в любовь и по-своему свободных. В конце 90-х была трудницей в женском монастыре во Франции, а с 2002 г. жила в Берлине. Уже будучи тяжело больной, создала и редактировала сайты «Ты победишь» и «Мемориам», где помогала людям отказаться от самоубийства и пережить потерю близких людей.
Спектакль «Шизгара» — не только о силе, мужестве и достоинстве советских и российских женщин, но и о силе любви, терпении и сострадании.
Премьера состоялась 21 декабря 2013 года
Продолжительность спектакля – 2 ч. 55 мин. с антрактом
Действующие лица и исполнители:
| Ольга | Елена Андреева |
| Наташа | Александра Сыдорук |
| Зина | з.а. России Маргарита Бычкова |
| Лариса | з.а. России Нелли Попова/з.а. России Елена Симонова |
| Валентина | з.а. России Елена Симонова/ Светлана Слижикова |
| Альбина | з.а. России Ольга Белявская |
| Нелли | Кристина Кузьмина/Инна Анциферова |
| Ирина | Елизавета Нилова/ Варвара Репецкая |
| Галина | Ольга Арикова |
| Эмма | Варя Светлова/ Наталья Щербакова |
Пресса о спектакле
Премьеру спектакля «Шизгара» Романа Смирнова по прозе Юлии Вознесенской в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской поначалу я восприняла как npeдновогодний морок. Но на днях, пересмотрев постановку, убедилась, что женская труппы Комиссаржевки невероятно сильна не только мастерством и вокалом, но и ансамблем – качеством, которое современный театр, как театр индивидуализма, постепенно теряет. Каждая из актрис, занятых в спектакле, играет не просто «одну из десяти родильниц, запертых на карантин в палате ленинградского роддома 70-х, а одну из миллионной общности под названием «советские женщины».
Женщины эти обладали биографиями. Их жизни были переплетены с историей страны, с войной и восстановлением, репрессиями и оттепелью. Масштабные события оказывали влияние на судьбы, которые нынешней молодёжи покажутся «чисто романами». Но любая из историй, заимствованных Смирновым из романа «Женский Декамерон», узнаваема.
На сцене женщины из категории сильных — полное попадание в реальные типажи. Испытания сделали непробиваемой стюардессу Альбину — Ольгу Белявскую. После смерти матери она словно панцирем обрастала показной разудалостью, цинизмом, вульгарностью, которые помогли ей выжить и даже кое-что нажить. Жесты, походка,, которыми Белявская награждает свою героиню, типичны для приблатненного, своего в доску парня.
Совсем иная учительница музыки Неля, прошедшая ужасы фашистского концлагеря. Кристина Кузьмина создает образ нежной, ранимой женщины. Но обстоятельства сформировали внутри Нели стержень, ничуть не уступающий по прочности панцирю Альбины… Своей первой любовью воспитала и сформировала себя Лариса – яркая, бесстрашная, волевая интеллектуалка, какой делает её в каждом движении Неля Попова. Лётчика Володьки и нет уж давно на свете, а она всё «держит» им себя на плаву.
Интеллигентка Галя (Ольга Арикова), по доброй воле ставшая подставной невестой, а потом настоящей женой диссидента, — нелепейшая трусиха, очкарик, любительница поэзии и черных вологодских кружев, которые в нужный момент придали ей сил, чтобы не сдать «своих» кагэбэшникам. Простушка Ольга (Елена Андреева) — рабочая девчонка, живущая по принципу «всё своё ношу с собой». Вроде прижимистая и хозяйственная, а на деле — душа нараспашку, вон и солёными огурцами всех угощает…
Чудо из чудес — работник культуры Валентина — Елена Симонова. Осуждающее «поминание Господа всуе», жест, которым она пытается вернуть растрёпанным волосам на затылке форму «ракушки», поучающие интонации речей – всё создаёт портрет чиновницы. Убеждённостью в своей правоте, пожалуй, и сильна эта представительница номенклатуры…
Жаль только, что постановщиком не акцентировано главное, что объединяет этих сильных женщин кроме железных кровтей и крашеных тумбочек, безликих халатов и мигающих ламп, больничной безвкусной каши и болезненных воспоминаний. Они здесь потому, что хотят быть кому-то нужными. А уж что передать ребёнку «по наследству» — есть у каждой…
Екатерина Омецинская, театральный обозреватель
Е.Кузнецова. Спектакль «Шизгара». Интервью с режиссером Р.Смирновым//Время культуры, 18 декабря 2013
|
Роман Смирнов: «Хочу вновь увидеть в человеке человеческое»
|
| Роман Владимирович, чем вызван интерес к произведению Ю. Вознесенской «Женский Декамерон»? Этот роман написан в 80-е годы, а я впервые прочитал его в самый разгар пресловутой «перестройки», когда мы, советские люди, начали куда-то выезжать. В Мюнхене, работая на радио «Свобода», я познакомился с издателем Львом Ройтманом, который публиковал Юлию Вознесенскую, а также Владимира Кунина и очень многих наших авторов. Роман написан женщиной, которую я почти каждый день встречал в коридорах «Свободы». Я считал, что она просто журналистка, а мне рассказали о том, какую интересную судьбу она прожила, что ее роман переведен почти на 30 языков мира и в 6 странах был инсценирован. Я решил посмотреть, что это такое. Мне сразу эта история понравилась и именно в отношении театра. Десять абсолютно разных женщин – от бездомной до партийного функционера – оказались в одной больничной палате и вынуждены какое-то время находиться вместе. Каждая рассказывает по десять новелл… Это такой срез советского общества, срез нашей жизни, где представлены практически все проблемы и темы, которые в те времена существовали. Сейчас время другое. Понемножку, незаметно, но прошла целая эпоха… Почему я опять вспомнил об этом романе? Там присутствует аромат такого недалекого ретро 70-80-х годов, аромат страны, которой уже не существует, людей, которые уже не существуют. Многие качества человека того времени, которые сейчас утрачены нашим обществом абсолютно, у меня вызывают ностальгию. Сейчас у молодежи и в обществе в целом понятие о жизни простое: украл – не поймали – молодец, герой; украл – поймали – дурак. Пусть даже и были Библейские законы, социалистические заповеди, но они были! Теперь мы живем в такой беспредельной анархии, а с другой стороны, абсолютно придавлены тоталитарной чумой. Человек как личность раздавлен и потерян, обманут государством – любым, пусть самым раздемократическим. Мир заблудился! Невзирая на чудовищную дурь, которая происходила в стране победившего абсурда, Советском Союзе, в людях была наивность, чистота, свет. И вера! Вера в «светлое будущее». В этом и есть обаяние и очарование того времени. «Женский Декамерон» интересует меня возможностью вновь увидеть в человеке человеческое. Вы не предлагали актерам готовую инсценировку, а предпочли вместе с ними отбирать материал для постановки. Побывав на репетициях, могу сказать, что это трудоёмкий процесс. Чем принципиален такой подход? Актер не ленивый человек, а просто занятой, у него много работы, и если ему принести готовую инсценировку, он будет знать только то, что в ней. Когда вначале я попросил каждую из актрис попридумывать, как можно сыграть все свои десять новелл, мы практически переиграли всю книгу. Персонаж уже не чужой, с ним много пройдено. Мне даже слово «персонаж» не нравится – так или иначе, актеры из себя сочиняют. На репетиции Вы направляете актрис, задаете правила игры, но не ставите в «жесткие рамки», есть много пространства для интуитивного поиска, совместного сочинительства, непредсказуемости… Я стараюсь никого ни в каких рамках не держать, и сам в них не находиться. А что главное в актерской профессии? «Пардон» за высокие слова – гражданская позиция, авторское высказывание. Актер не будет автором, когда режиссер говорит: вот это выучи, тут будешь стоять, там разговаривать, тут спляшешь, там споешь. С чего началось Ваше сотрудничество с Театром им. Комиссаржевской? Меня пригласил Виктор Абрамович Новиков, с которым я много лет знаком. Спасибо ему огромное за доверие. Он дал мне возможность самому выбрать материал для постановки. Я мучился, в течение почти двух месяцев за вечер прочитывал по 10-15 разных пьес, романов. В отчаянии я стал вспоминать то, что давно мечтал поставить. У меня возникло 5 названий, в том числе и «Женский Декамерон». Тут я понял, что именно в театре Комиссаржевской есть редчайшая возможность его поставить. Хорошие актрисы есть во всех труппах города, но только здесь можно собрать полноценный ансамбль из десяти приблизительно равнозначных по масштабу дарования и подходящих по возрасту артисток. А правильно выбранная компания – это уже половина успеха. Роман Смирнов: «Хочу вновь увидеть в человеке человеческое»/ Беседовала с режиссером Ольга Стрекаловская//Санкт-Петербургский курьер, 5-11 декабря 2013 г. |
|
Эпохально, чисто по женски
|
| Режиссер Роман Смирнов выпустил в Театре имени В.Ф. Комиссаржевской премьеру «Шизгара» по мотивам романа «Женский Декамерон», написанного диссиденткой, бывшей политзаключенной-антисоветчицей Юлией Вознесенской. Действие «Шизгары» (название спектакля вторит абсурдному словечку-хиту эпохи застоя) происходит в больничной палате, где десять героинь вынуждены отбывать карантин. Чтобы развлечься и скоротать время, они, как девчонки в пионерлагере, по очереди рассказывают друг дружке истории своей первой любви. Наивное только на первый взгляд развлечение превращается в череду непростых исповедей, внимая которым зал смеется и плачет и вообще испытывает весь спектр эмоций: редкое и бесценное по нынешним временам театральное удовольствие. Женщины олицетворяют представительниц разных социальных и прочих слоев при «совке»: стюардесса, учительница музыки, жена диссидента, номенклатурный работник, мастер на заводе, ученый-генетик, инженер, режиссер, секретарша, бомжиха из бывших зэков… Спектакль создала великолепная команда. Роман Смирнов, ученик Товстоногова, собрал сильный исполнительские костяк из актрис разного возраста, школы и психофизики. Художник Семен Пастух поселил их в больничную палату с белым стерильным линолеумом на полу, белыми железными койками-штабелями и белыми деревянными тумбочками, а стены заменил полупрозрачными белесыми занавесями из клеенки санаторно-курортного вида, напоминающими шторы для ванной, что невольно создает подобие интимной атмосферы. Художник по костюмам Ника Велегжанинова выдала героиням стандартизированные больничные ночнушки и безразмерные халаты невнятного оттенка, однако у каждой актрисы говорящей оказывается какая-нибудь деталь костюма, отсылающая к ее характеру, прошлому и настоящему: то марлевая повязка, то нежный шейный платочек, то кокетливые тапочки, то шелковый халатик, расшитый драконами… Дружно отмечая Новый год, женщины нацепляют шарфы, шали и шапки, также подчеркивающие их индивидуальность. Евгений Ганзбург наколдовал здесь со светом, который из безлично-болезненного, моргающего гудящими лампами-шпалами превращается в таинственно-синий ночной или в мягко-желтый теплый, в зависимости от эмоций и страстей, царящих на сцене. Владимир Бычковский со свойственной ему иронией столь точно подобрал песни, что зрители с удовольствием подхватывают их, одобрительно покачивают головой в такт и проникаются настроением и состоянием, как доверчивые дети на утреннике или идейная молодежь на первомайской демонстрации: тут и «Комсомольцы-добровольцы», и «Время, вперед!», и «Бухенвальдский набат», и нежная «Сулико», и неизменные предновогодние «Пять минут»… Песни народно-блатного толка исполняются напевно, как русские лирические. К чести актрис, они замечательно поют и соло, и хором, на несколько голосов, и отменно танцуют: балетмейстер Илона Занурова поставила для них острохарактерный, идейно-комический номер на музыку Грига «В пещере горного короля». Чувство юмора, то лихого и разгульного, то саркастического и горького — основа спектакля. Так, уморительна шутка с телевизором, когда для новогоднего поздравления согражданам на экране вдруг появляется сначала действующий президент, затем Ельцин с его знаменитым «дорогие россияне» и, наконец (если по «ящику» как следует треснуть кулаком), генсек Брежнев. Смех смехом, а сюжеты, составляющие женский Декамерон, тяжелы и непросты, как и перемолотые в жерновах истории судьбы советских людей. Спектакль вобрал в себя целую эпоху, квинтэссенцию «совка», но разговаривает простым человеческим языком и рисует образы четкие и выпуклые. Все персонажи и линии жизни узнаваемы, понятны и близки. Постановка являет собой бенефис десяти актрис, каждая из которых по-своему хороша, но мощная игра Маргариты Бычковой, создавшей трогательный образ непутевой бомжихи, — сильнее всех, до комка в горле. Ну а все вместе дамы заслуживают безоговорочной победы в номинации «Лучший актерский ансамбль» любой театральной премии. М.Кингисепп. Эпохально, чисто по-женски//Infoskop, декабрь 2013-январь 2014 |
В подземных переходах и на остановках внимание прохожих вызывают необычные афиши: шрифтом газеты «Правда» — заголовок «Шизгара». Ниже снимок сидящих в ряд женщин под сушилками. Известная фотография из семидесятых. Но если приглядеться внимательнее, — это лица актрис театра имени Веры Комиссаржевской. Десять женщин. Выше уточнение: по мотивам романа Юлии Вознесенской «Женский декамерон».
Спектакль «Шизгара» — одна из многочисленных петербургских премьер, которые, как из рога изобилия, посыпались на театральную публику в последние дни прошлого года. Осуществил постановку в театре им. В. Ф. Комиссаржевской режиссер Роман Смирнов, ученик Георгия Товстоногова, писатель, музыкант, журналист.
Роман, почему такой микс — советское время, женский декамерон, предполагающий эротику? А ведь роман, насколько я знаю, создан писательницей, которая придерживается религиозных взглядов и даже провела некоторое время в монастыре… Как все это соединилось?
Когда Юлия Вознесенская писала этот роман, она еще не успела пожить в монастыре, хотя и была воцерковленным человеком. Но прежде всего это произведение написано бывшим диссидентом. Вот на это акцент. Перед зрителем пройдут судьбы десяти женщин советской эпохи: начиная от бичевки до партийной руководительницы. Десять женщин, попавших по разным обстоятельствам в одну больничную палату и вынужденных провести вместе какое-то время. Это срез общества. И у каждой своя судьба, своя боль, свое счастье.
Прежде всего вас заинтересовала женская тема, или тема диссидентства?
Меня заинтересовала эпоха. Потому что мы все дальше и дальше от нее. А было что-то хорошее в том времени, не в социальном, а в человеческом плане. Да, это были пресловутые времена застоя, семидесятые-восьмидесятые годы. Практически в нищете жили в этой стране, было в закрытое общество. Но если сегодня человечество переживает период распада и конца, то тогда росло поколение послевоенное. Поколение Победы, а значит, еще были какие-то надежды на лучшую жизнь. И даже персонаж пьесы проститутка — совсем не та, которая сегодня за углом стоит. Это больше Кабирия из картины Феллини. Она чистый человек. Все героини «Шизгары» по-своему наивны, чисты, прекрасны. И потому у меня возникло желание, чтобы современный человек, пришедший в зал, уставший от безнадеги, от бесконечного безверия, которое ему навязывают, толкнулся бы в этих людей: все-таки в человеке есть что-то другое, или было, и об этом можно вспомнить.
Какова режиссерская идея?
Я подумал, что это такое хорошее хулиганство — собрать в одном месте десять женщин, которые в отсутствие мужчин могли бы рассуждать о жизни, о стране, о своей работе, о своих мужьях, обо всем. Мне показалось, что здесь есть возможность показать драматические коллизии. Надеюсь, что зрителям будет интересно следить за действием, хотя сюжет как таковой отсутствует. Это истории, исповеди десяти женщин. И потом, редкая ситуация, когда в одном театре можно найти рифмующихся по темпераменту, возрасту, харизме 10 (!) актрис. В Комиссаржевке нашлись.
Ткать ткань из разных материалов
Ваши героини произносят монологи?
В том-то и дело, что нет. Это было бы слишком просто. Надо было найти какие-то взаимосвязи, обозначить между героинями конфликты, построить так их отношения, чтобы зритель увидел и неприятие, и уже возникшую дружбу. Интересная и сложная задача. В романе около ста новелл, но актрисы представят гораздо меньше историй.
Декамерон — это какие-то откровения, это любовь, эротика?
Там все как в жизни.
Вы лично знакомы с Юлией Вознесенской?
Мы с ней не друзья. Но я встречал ее в коридорах радио «Свобода» в Мюнхене, где проработал год. Это был 1990-й, год до первого путча. Там работал издатель Лев Ройтман, который мне немного покровительствовал, я там начал писать свой роман «Люди, львы, орлы и куропатки», и он меня просил почитать его еще в рукописи. Ройтман издавал Владимира Кунина, Юлию Вознесенскую. Он же мне и передал книгу Вознесенской «Женский декамерон», изданный в 30 странах мира. И я, как человек, который занимался театром, сразу увидел в ней повод для театрального высказывания. Но прошло много лет, прежде чем я решил поставить это на сцене. Но мы не ставили роман, мы взяли его мотивы, мы ткали свою ткань из разных материалов, документов, изучая то время, нравы, эпоху.
Вы — ученик Товстоногова. Применяете его метод?
Да все что я делаю — это абсолютно его метод. Если актеру принести готовую инсценировку, он же никогда не заглянет в роман. Актер вечно занят, у него спектакли, съемки. А я предлагаю всем прочесть роман, предлагаю вместе искать и вытаскивать персонажей. В последнее время мне неинтересно ставить пьесы, а интересно вместе с артистами сочинять некое художественное пространство на сцене. У Гоги это называлось «роман жизни». Даже когда ты получаешь пьесу, ты должен все придумать, все сочинить за своего персонажа. Куда он ходит, с кем дружит, о чем думает.
Эпоха живого театра – 10 лет
Что вы нашли в женском мире, пока изучали материал, ставили пьесу?
Ужас! В женском мире я открыл бездны. Я не ожидал, что женщина — это такое сложное существо, что в ней живет неимоверная гамма чувств и ощущений, что в ней намешано все сразу! Чего только не было у нас на репетициях: эмоции, неприятие, отрицание, споры чуть не до разрыва. С другой стороны, я говорю себе: ну а будь они простые, покладистые, тупо бы выполняли мои задачи, наверное, я бы для себя ничего не открыл. Важен был драйв, азарт, с которым мы все это делали. Я сказал актрисам: «Превращать наш процесс в нудную работу мы не будем. Как только я почувствую, что все всем скучно, я развернусь и уйду. Главный стимул нашей работы — творчество. И если у нас в результате ничего не получится, то хотя бы нам не будет стыдно, ведь мы творили, сочиняли. А если что-то выйдет — то вообще счастье». Театр возникает в моей жизни тогда, когда я хочу сказать что-то новое.
А вообще каков для вас главный смысл театрального высказывания?
Говорить правду. Я потому и пошел в театр. Для меня мерилом была Таганка. Я когда услышал Высоцкого, кричащего, орущего людям правду о жизни, понял: это и есть настоящий театр. Мама купила мне журнал «Театральная жизнь», где Высоцкий был снят в роли Гамлета с черепом Йорика, и тут замкнулась для меня цепочка. Я сказал себе: «Вот сюда я хочу». Но когда я начал учиться театральному делу, вдруг понял, что это совсем не то, ради чего я сюда пришел. Но все же я держался в институте, потому что у меня была Москва, была Таганка. Я приходил туда, и там со сцены бросали правду-матку прямо в морду.
Но потом Таганка стала другая…
Да, та Таганка умерла еще до смерти Высоцкого. И обвинять тут некого. Театральный век вообще недолог. Эпоха живого настоящего театра — это 10-12 лет. Потом все надо бросать и строить заново. Как это делал Питер Брук — он всю жизнь ломал, начинал с нуля. Потому что продолжать на той же рефлексии и даже с теми же людьми, как это ни печально, уже нельзя — поры закрываются, дыхание сбивается. Может, потому я и бросаюсь в разные сферы деятельности, чтобы обновить какие-то рефлексы. Если чувствуешь, что все умеешь, сразу самообман возникает. А ты на самом деле уже не движешься, закостеневаешь.
Вы видите стремление к правде в обществе?
Для этого и существует искусство. Оно должно все время к правде человека обращать. Человек по своей природе несовершенен и слаб. Человеку хочется вкусно кушать, мягко спать, красиво любить. А его надо все время будоражить. И когда я пишу книгу, песни, ставлю спектакли, журналистикой занимаюсь, я преследую одну цель: раскрыть правду о человеке. И каждое новое поколение в любых жанрах по-своему раскрывает правду. Бесконечно. Ты открыл дверь, а там еще одна, открыл следующую, а там еще одна. В свое время нам казалось, что Хэмингуэй — это предел откровения. Появился Чарльз Буковски — и вот мы уже видим, что у дяди Хэма рюшечки, кружева, а не проза. Все время планка завышается, мы движемся дальше. А насчет театра… Мне кажется, это узколобо — говорить: вот тот занимается авангардом, а этот — не занимается. Неважно, как это назвать, но прежде всего театр — это возможность рассказать о человеке. А авангард это или не авангард — это дамские кружева, которые к сути не имеют никакого отношения.
Бывает время, когда вы не знаете, про что ставить?
Конечно, бывает. Заканчивая одну работу, я совершенно не знаю, что буду дальше ставить и буду ли вообще что-то ставить. Я не знаю, где, с кем. Потому и редко ставлю — раз в два-три года. И сам ничего никому не предлагаю. Мои театральные друзья говорят, что я теряю время: пока репетирую на одной сцене, мол, надо параллельно договариваться о постановках в других местах. Но я не могу так, я не умею раздваиваться. И каждый раз говорю себе: всё, на этой теме мы театр закрываем. А Виктору Абрамовичу Новикову, худруку Комиссаржевки я благодарен. Он спросил меня: «Что бы ты хотел?». Я честно месяца два думал, перерыл весь интернет, читал какие-то пьесы и понимал, что все не то. Бесконечно перелопачивать классику надоело. Перечитал всю современную литературу, и как-то мне все мало, мелко показалось. Отложил все в сторону и просто начал вспоминать, о чем я мечтал всю свою жизнь, что я хотел поставить, в чем видел какой-то смысл. И у меня сложились на бумажке пять названий, в том числе «Женский Декамерон». Так я и подошел к осуществлению своей мечты.
«Меня интересует будущее»
Почему «Шизгара»? Странное название.
Мой музыкальный альбом, который только что вышел, плод двухлетних трудов, тоже называется «Шизгара», хотя никакого отношения к спектаклю не имеет – так называлась популярная песня, которая в восьмидесятые звучала из всех утюгов! Это что-то от слова «Шиза». Или, скорее, название, пришедшее на ум подобно «Кин-дза-дза». Некое «ух», чтобы человека цепляло. Такая лихость, междометие, ну что-то типа «Эх, прокачу!». Я этот подход сравниваю с моим предыдущим спектаклем в театре «На Литейном» по пьесе Татьяны Москвиной — мы назвали постановку «Жар». Ну чтоб так вот жаром людей обдавало, как горячим душем. Обдавало и приводило в чувство.
Вас как режиссера интересует прошлое?
Меня интересует будущее. И настоящее. Все же смыкается. Вот спектакль «Жар», произведение, по которому была написана пьеса, было создано лет десять назад, но по актуальности — абсолютно наше время. Когда была премьера, в Питере как раз митинги собирались, и половина зрителей приходила с этих митингов в театр. Потом люди говорили, что на сцене будто продолжалась реальная жизнь, которую они видели на улице. Год спектакль не шел, потому что несколько актрис родили (и правильно сделали) и не могли выходить на сцену. Сейчас мы «Жар» восстановили, внесли некоторые изменения. Там есть героиня – украинка. Она раньше произносила фразу «Я наполовину украинка, наполовину отделилась вообще». Теперь мы заменили на другое: «Я наполовину украинка и вообще одной ногой в Евросоюзе». Это не для того, чтобы потрафить публике. Просто это про наш день.
А вот спектакль «Женитьбагоголя» — это же было вами поставлено по пьесе Николая Васильевича? Все-таки класси¬ка вас притягивает?
Я не хотел ставить Гоголя. Попала эта работа на то десятилетие, во время которого я вообще ничего не ставил в театре. Но как-то встретил на улице театрального художника Эмиля Капелюша, и он меня подбил на эту постановку. Хотя, честное слово, вовсе не тянулся я в театральную среду – у меня м без нее насыщенный ритм был: я работал журналистом, много где поездил, и сформировались у меня совершенно свои представления о жизни, которые в театр не уложатся. Но Эмиль уговорил, сказал, что мы будем делать проект для Авиньонского фестиваля — пару раз покажем и все. Спектакль на двух актеров. Мне, оторвавшемуся от театральной жизни, пришлось походить по петербургским театрам. И оказалось, что в этот сезон было пять «Женитьб»! Пару спектаклей москвичи привезли, а остальное поставили в местных театрах. Потому несколько в пику этому я решил поставить спектакль под названием «Же¬нитьбагоголя» — как бы женитьба Гоголя на театре. Премьеру играли в Комиссаржевке. В Авиньон, кстати, спектакль так и не поехал. Занял я в нем Марину Солопченко и Валерия Кухарешина. Пе¬ренесли потом в театр «На Литейном», получился неплохой спектакль, который имел свой отзвук у зрителя.
Цивилизованный надрыв
Недавно я была в Израиле, общалась с художественным руководителем русс¬коязычного частного театра Zero Олегом Родовильским, и он с грустью отметил, что в Израиле театры в основном развле¬кают зрителя, не нагружая его психоло¬гическими проблемами. А в российском театре что, на ваш взгляд, происходит?
Думаю, это проблема не только российского театра. В наше время культура во многом стала подменять сферу обслуживания. Культура — своего рода обще¬пит, где, как говорится, «пипл хавает». Поскольку мы существуем по коммерческим законам, культура вынуждена подстраиваться под сиюминутные вкусы потребителей. Но всегда есть люди, которые мыслят и что-то делают по другим законам. Человек, общество и театр не существуют отдельно друг от друга. В обществе есть проблемы. Любая из систем цивилизации потерпела крах, в том числе религиозные, политические, социальные доктрины. Предложенные схемы жизни не работают. Социализм не работает. Демократия в Америке также не работает — там такой же тоталитаризм, как и у нас. Люди запутались, они приходят к неутешительным выводам: бога нет, правды нет. Многие из тех, кто задумываются, пребывают в панике. У меня лично сегодня существует ощущение цивилизационного надрыва. Все устали и не понимают, куда двигаться дальше. Никого никто никуда не ведет, никто ни¬чего не может предложить, происходит что-то типа киевского Майдана. Но тем не менее, мы должны прорываться через это безверие. И путь этот идет через искусство, которое обязано нести правду. Мне кажется, в этом и есть единственное наше спасение.
Дополнение:
О судьбе Юлии Вознесенской
Ее отец был инженером-строителем, мать – врачом, сама Юлия училась в ЛГИТМиКе, была активным деятелем в кругах неформального искусства. Писала стихи, которые публиковались до 1966 года в СССР в периодике, позднее – в самиздате. В 24 года Вознесенская была осуждена на год за «антисоветскую пропаганду». В 33 года приняла крещение. В 36 – была сослана на 5 лет по политическим мотивам…
В 1980 году эмигрировала из СССР с двумя сыновьями. Четыре года жила во Франкфурте-на-Майне, потом переехала в Мюнхен и стала работать на радио «Свобода». Тогда же написала роман «Женский декамерон», где в подражание «Декамерону» достаточно фривольно представила свое видение жизни советских женщин, наивных, верящих в любовь и по-своему свободных.
В 1996-1999 годах жила в Леснинской обители Пресвятой Богородицы во Франции. С 2002 года живет в Берлине. Стойко борется с болезнью, создала и редактирует сайты «Ты победишь» (pobedish.ru) и «Мемориам» (memoriam.ru), помогая людям отказаться от самоубийства и пережить потерю близких людей.
Радиопередачи
Радио России. О спектакле «Шизгара»